Метро 2033. Сетунь - [12]

– Очень плохо, друг. Ты помогаешь жизни вместо того, чтобы помогать смерти. Разве смерть не явила себя во всей своей грозной красе два десятка лет назад? Неужели и это не убедило тебя, что жизнь проиграла? Где ты живешь, друг?

– В метро. – Михаил твердо решил не выдавать сектантам убежища.

– Очень плохо, друг. Ответ неверный. Отсюда до любого метро замучаешься добираться. Ты думаешь, мы не знаем о твоем бункере? Мы знаем обо всем, что творится вокруг. Мы могли бы убить тебя, но Мертвая Мать дает тебе время одуматься. У тебя год на размышления. Если по истечении этого срока ты не присоединишься к нам, то в любой момент можешь ожидать нас в гости. Мы придем внезапно, ты не успеешь защитить своих. Пока нам не до тебя, но ваше убежище должно быть разрушено в свой черед. Мы придем. И подарим вам красивую смерть. Ты знаешь, как умирают наши больные, друг? Когда они видят, что у них нет сил ходить с остальными, не желая быть обузой, они просят подарить им красивую смерть, отправить их к Мертвой Матери. Они снимают снарягу, и мы оставляем их у костра с запасом еды – и дров, если стоит зима. Даем оружие, чтобы они могли отбиваться от тварей или застрелиться, если хищников будет слишком много. И уходим. Через несколько дней возвращаемся и предаем огню останки, если что-то остается. Не правда ли, завидная участь? Мы тоже дадим тебе вдохнуть вольного воздуха, друг, перед тем, как уйдешь.

Михаил вдруг вспомнил, как однажды, когда он вышел наверх вместе с Максимом, им показалось, что на Сетуньском Стане горит костер. Но это было невозможно, немыслимо, и они с сыном потом долго думали, что же такое можно было перепутать с отблесками пламени. Показалось ему или нет, что с тех пор Максим стал еще более замкнутым? Мальчик пугал его – он словно бы унаследовал характер матери с ее скрытностью и склонностью к мистике. Но теперь вот получалось, что объяснение загадки было вполне прозаическим – оставили там, у костра, умирать какого-нибудь беднягу.

Михаил очень удивился, что после такого внушения сектанты его просто отпустили. Он шел домой на ватных ногах и не мог успокоиться. Откуда такие берутся? Почему, когда у остальных хватает сил только кое-как выживать, они ухитряются придумывать еще какие-то игры – огненные, кровавые? Впрочем, разве так не было всегда? Одни влачат существование, другие развлекаются за их счет. Он относится к первым – и не жалеет об этом. Но если какие-нибудь бездельники решат задеть его семью, то как бы не пришлось им пожалеть об этом, пусть сила и на их стороне. Он – врач, хоть и недоучившийся, он знает клятву Гиппократа, пусть даже не успел ее принести в торжественной обстановке. Но никто не запретит ему в случае необходимости защищать своих близких с оружием в руках.

Сколько же времени прошло с тех пор? Кажется, около года и минуло. Михаил искренне надеялся, что за это время загадочные поджигатели успокоились либо вообще погибли. Могли же их сожрать мутанты? Но в глубине души он понимал – надо готовиться к худшему. И жил как на вулкане, каждый день ожидая незваных гостей. Ему было тем труднее, что поделиться этой бедой с остальными он не мог и не хотел.

Глава 3 Катастрофа: до и после

Больной наконец окончательно оклемался и сумел более-менее связно рассказать о себе. Михаил только диву давался – оказывается, на Рублевке возникла целая империя, существовавшая за счет рабского труда гастарбайтеров[1]. Там окопались бывшие звезды, кое-кто из военных, и вся эта элита держала в подчинении рабов, были у них и связи с метро. По словам Стаса выходило, что он пытался бороться за права угнетенных, тем и заслужил немилость фараона – Рамзеса Садыкова, который, конечно, вовсе не был египтянином. И даже не фараона – тот, по слухам, был не таким уж гадом, но последние годы ото всех скрывался – предполагали, что учредителя империи уже и в живых-то давно не было, а его подручного, Умара Ахмаева по прозвищу Паук. Врач спросил, как же Стас ухитрился добрать сюда, в такую даль? Тот пробормотал что-то про дрезину и детей Дракона, про Кунцево и тамошних людоедов. Михаилу чудилось, что гость чего-то недоговаривает, но честно говоря, его мало интересовали рублевские расклады. Как-нибудь они там сами без него разберутся. Он просто принял к сведению, что и там есть выжившие, но пока они не угрожали их маленькой общине, врачу до них дела не было. Вот новость о дрезине его озадачила – ведь железная дорога проходила совсем недалеко отсюда. Иной раз ночью, когда он выбирался наверх, ему даже мерещился отдаленный стук колес, но он все списывал на глюки. Подумав, Михаил понял, что вдоль Сетуни проходит не та ветка, которая ведет в Жуковку – эта пролегала в сторону Матвеевского, а та, которую имел в виду Стас, находилась гораздо дальше от них, с другой стороны Кутузовского. Тогда тем более странно, как Стас приполз сюда из такой дали? Но тот уверял, что с какого-то момента вообще ничего не помнит. Если учесть, в каком состоянии Михаил его нашел, возможно, так оно и было. Хотя возможно и другое – гость все-таки из метро или, что еще хуже, из числа охотников за людьми. А все его рассказы про Рублевку – просто выдумка, уж больно неправдоподобно они звучат. Надо же такое придумать – про фараона! И на всякий случай он шепнул Гарику, чтобы тот глаз не спускал с пришельца. Хотя пока гость был слишком слаб, это было нетрудно, а когда окрепнет, хромой Гарик вряд ли сумеет с ним сладить в случае чего.