Метресса фаворита. Плеть государева - [161]

— Отчего же тогда вы давали показания не за царевича, а против него? — не поверил сказанному Ушаков.

— Да потому что, когда я приехала, подлюка Меншиков велел мне показания против Алексея дать, государь, мол, хоть и ненавидит сына, но хочет держать его всё время при себе, а они рядом дня без скандала провести не могут. Алёша мне рассказывал, что однажды отец так зашпынял его с каким-то чертежом, что он, от греха, себе руку обжог, больным, стало быть, сказался, чтобы не позориться. Но Пётр Алексеевич всё равно всё узнал — и ну его мордовать... Когда в Россию вернулись, я беременной ходила, дурная, всё время плохо себя чувствовала, почти ничего не понимала. Пётр Андреевич сказал, что коли государь поймёт, что Алексей не в его породу пошёл, то и отпустит его. Главное ведь, чтобы он на трон не претендовал и сыну его любимому, Петруше Шишечке, каверз не чинил. И ещё он — Пётр Андреевич, пригрозил, что, коли я запираться стану и не буду говорить, что мне велят, меня на дыбу подымут, а на дыбе я ребёночка потеряю... Вот я и говорила, что он мне приказывал, а Алексей всё сказанное мною подтвердил. Я уж думала, его поругают и действительно отпустят, а потом мне сказали, что он умер. Что не вынес мучения... меня-то не мучили, не пытали.

— Поэтому ты и убила бастардку Меншикова?

— Люсия поначалу в моей воле была, я даже сумела сделать так, что она написала вам неверный адрес, хотя она и говорила, что соврать не сумеет. Мы думали, что уедем в Италию и там... Но потом она... — Агентесса понурила голову. — Кабы она не сопротивлялась, разве стала бы я брать грех на душу? Думала, уберёмся поскорее из города, а потом брошу её где-нибудь по дороге, а сама Марией Берестовой в новое имение полноправной хозяйкой. Но она вдруг решила вернуться да сестру похоронить. Решила, что не будет жить под чужими документами, что покается во всём перед Александром Даниловичем. Вот тогда я ножик достала и...

— Убийство произошло, когда вы выехали с постоялого двора, где заночевали, по дороге от меня?

— Угу. — Девица кивнула. — Хорошо, возница уже давно на меня работал, знал, какого полёта я птица, лишних вопросов не задавал. Она — дура, как нож увидала, вообще бешеной стала, из кареты кубарем вылетела — и ну деру. Я за ней. Насилу догнала.

— Где в настоящий момент находится Даниэль? — Ушаков оглянулся, ему вдруг показалось, будто бы кто-то вздохнул, но рядом был только Алексей.

— А на что он вам? Меншикову теперь не до него, всё семейство укатали в Берёзов, объявится бастард — глядишь, и того упекут.

— А тебе он зачем? Думаешь, у Светлейшего деньги за границей припрятаны?

— Так они действительно припрятаны, — как-то уж очень буднично сообщила Полина. Ушаков поймал себя на том, что не может пока называть её Ефросиньей. В Амстердамском и Венецианском банках лежат. Только пусть государь нынешний не надеется, эти банки ему ни копейки с данных вкладов не выдадут. Единственный способ — отпустить Александра Даниловича или его наследников. Вот они получат, а больше никто. Что же до бастарда, то, даже если я предъявлю его им, какие доказательства? Нет... Даниэль мне без надобности.

— Так где же он? — не унимался Ушаков. — Может, тоже на дороге зарезала, в канаву свалила?

— У Загряжских. — Полина шмыгнула носом. — Что же я, по-вашему, не человек, что ли? Уж если ироды моего родного ребёнка отобрали, нешто я буду над чужими теперь измываться? Даже над бастардом Меншикова. Перед тем как сюда приехать, отвезла к Загряжским и с рук на руки передала. Он, Артемий Григорьевич, друг Александра Даниловича и про Даниэля знал, вот и принял к себе мальчишечку. Даст Бог, воспитает как дальнего родственника.

— А твой ребёнок у кого? — Ушаков затаил дыхание.

— Не смей отвечать! — Неожиданно входная дверь распахнулась, на пороге стояла цесаревна Наталья Алексеевна в скромном домашнем платье с заплетёнными для сна в косы волосами.

Ушаков и Трепов склонились перед её императорским высочеством.

— Не смей отвечать ни сейчас, ни после! — выдавила из себя цесаревна, гневно переводя взгляд с Ушакова на Полину. — Я давно тебе не верю. Ни одному твоему поганому слову не верю. Это ты погубила папеньку, гадина! Ты за всё ответишь! Стража! На помощь, стража.

Ушаков не двинулся с места, по коридорам застучали шаги, и вскоре зимний сад наполнился народом.

— Арестуйте эту... эту... — цесаревна не находила подходящего слова, — ...эту гадину, эту гулящую девку. Пусть её судят по закону. А вы, а вам, Андрей Иванович, недолго осталось. Очень скоро я завершу своё дело, и тогда... В общем, попрошу никуда не выезжать и не уезжать. Вас вызовут в суд. — Она ликовала.

Ушаков выдержал взгляд великой княжны и снова поклонился.

Было понятно, цесаревна объявила себя его врагом, и теперь уже скоро...

Точно в обмороке, Андрей Иванович и Алексей покинули дворец.

Глава 26. Ещё один ключ

Ожидая неминуемого ареста, Ушаков старался не вспоминать о Кульмане, зато, точно нарочно, на ум всё чаще приходил Могильщик с его рассказом про самозванство Петра I. Зачем ему это было нужно? Лопухина то и дело встречалась с внуками, но ничего рокового после этих встреч не происходило. Положение Елизаветы Петровны при дворе оставалось неизменным, кроме того, в последнее время государь очень сблизился ещё с одной своей тёткой — Анной Петровной, по крайней мере, они долго и много переписывались. Из-за беременности Анна не смогла поехать вместе с царём в Москву, но в честь рождения у неё мальчика