Метресса фаворита. Плеть государева - [142]

Август понимал, что тот ни перед чем не остановится, и тогда на помощь пришёл мудрый немец Кнут Кульман, служивший ещё в Пруссии у Августа лейб-медиком. Мы серьёзно опасались, что несдержанный Конти не дождётся выкупа и осуществит свою угрозу. К слову, мы не имели представления, в какой срок удастся собрать и доставить требуемую сумму, когда этот медикус предложил изготовить железную маску, которая, с одной стороны, сделала бы лицо Петра неузнаваемым, а с другой, охраняла бы его от посягательств Конти. Изготовив маску и показав принцу, как она открывается и закрывается, медикус подменил ключ, так что Конти не смог уже добраться до лица русского царя, не убив при этом.

— Ну, это ерунда. — Ушаков нашёл брешь в рассказе Могильщика. — Железную голову можно было бы сунуть в камин. Дёшево и сердито.

— И человек от страшной боли, скорее всего, отдал бы Богу душу! — парировал монах.

— Ну... — Ушаков пожал плечами. — Отдаст не отдаст... В маске явно было отверстие для рта и глаз, можно было...

— Хватит! — поднял руку Могильщик. — Избавь меня от омерзительных подробностей, связанных с твоей профессией. Я и сам знаю, как можно издеваться над человеком, так что воздержись делиться со мной своим богатым опытом. Я просто хочу сказать, что, получив выкуп, Конти дал слово, что не станет уродовать царя, впрочем, после того как узника доставили в Бастилию, он сделался собственностью французской короны и Конти всё равно не смог бы до него добраться. Мы знали, что Пётр жив, но не могли ничего предпринять, да и по большому счёту не хотели.

Шли годы, Андре уже плотно сидел на престоле, и не было никакого смысла вновь будоражить народ, тем более развязывать войну с сильной Францией...

Обо всём знал Кнут Кульман, изготовив маску, он уволился со службы и, запасясь рекомендательными письмами, отправился в Россию, где поступил на службу в Преображенский приказ, под начало Ромодановского. Разумеется, мы знали, кто он такой и какой тайной обладает, но старались не показывать вида, так как из Франции сообщали, что в Бастилии всё ещё не сумели разгадать секрета замка́ железной маски, а где находится хитрый ключ, знал один только Кульман.

Собственно, он не лез в Санкт-Петербург, а почти всё время отсиживался в Преображенском или в Москве мастеря орудия пыток и создавая диковинные эликсиры. Ромодановский, как известно, родственник царевича Алексея, по его матери, Евдокии Лопухиной. Наследник престола также проживал в основном в Москве. Должно быть, именно там Кульман и встретился с ним, дабы рассказать правду об его отце. Полагаю, к тому времени Алексей уже был наслышан про подмену, теперь же ему открыли, кто участвовал в заговоре, где его отец, и даже, возможно, передали ключ, которым можно было открыть маску.

В то время, когда Алексей, похоронив свою жену Шарлотту[141], сбежал за границу, на самом деле он собирал там армию, которая помогла бы ему вызволить из французской тюрьмы подлинного русского царя, своего отца. За помощью он обращался к римскому императору, на территории которого он достаточно долгое время скрывался, и одновременно к Шведскому монарху. Последний согласился дать ему армию, при помощи которой царевич бы сначала добился для себя престола, после чего можно было бы послать официальный запрос на выдачу узника в Париж. Ответ из Швеции пришёл слишком поздно, служивший тогда посланником в Италии Пётр Андреевич Толстой, подкупив одного из чиновников императора, заставил того признаться царевичу, будто вопрос с его экстрадицией на родину практически решён. Поняв, что его вот-вот выдадут как беглого преступника, Алексей написал покаянное письмо лжегосударю, в котором признавал своё предательство и полностью отдавал себя его монаршей воле. Этим он подписал себе смертный приговор, а мог бы жить, ведь на самом деле римский император не собирался отдавать царевича Андре, а шведы уже готовили для него армию.

Ушаков отлично помнил дело царевича Алексея. Да, действительно, за беглым царевичем выезжали Толстой и Румянцев[142], он скрывался в Тироле, в замке Эренберг, и в Неапольском Сант-Эльмо, вместе с любовницей Ефросиньей, на которой собирался жениться и которая предала его, выложив планы царевича во время допросов. Боясь, как бы беременная наложница не угодила на дыбу, на очной ставке Алексей был вынужден подтвердить её показания слово в слово.

Почему-то этот разговор снова подвёл Ушакова к мысли о загадочной Ефросинье, о которой, как ни старался, он почему-то ничего не мог узнать. Перед его мысленным взором пронёсся образ таинственной дамы в костюме юного пажа. Знала ли Ефросинья, или, как её ещё называли, Евфросинья, Афросинья, Офросинья, что царевич убежал из страны не из детского нежелания повиноваться сыновнему долгу, а как раз, наоборот, отправился в крестовый поход по спасению своего настоящего отца? И если знала, какая роль в этой истории была отведена ей?

Была ли она соратницей и сподвижницей царевича или подосланной к нему Меншиковым или Толстым сбира? Настолько талантливая, что в конце концов сумела уговорить Алексея вернуться в Россию.