Методика очарования - [34]

— Санчо, я, кажется, поняла, куда они едут, — с трудом разминувшись с огромным джипом, сообщила Катерина.

— Угу, — пробормотала я, не слишком понимая, о чем толкует Катерина: встреча с джипом здорово меня напугала.

— Они едут на Котельническую набережную…

— Угу, — снова повторила я рассеянно, но тут же переспросила: — Куда?

— На Котельническую набережную!

— Ты уверена?

— А то! Сама смотри…

Действительно, такси свернуло к уже знакомому нам дому, в котором проживал Михаил Саламатин, ныне покойный, и его многоуважаемый, слегка чокнутый папаша-Академик. Макферсон, расплатившись с таксистом, скрылся в подъезде.

— Все-таки правы мужики, когда говорят: «Послушай женщину и сделай все наоборот», — радостно потерла руки Катька. — Хорошо, что я тебя не послушалась! Вот уехали бы домой и не узнали бы, куда подался наш чухонец.

— А сейчас ты, можно подумать, знаешь, — машинально подколола я подругу.

— Представь себе, знаю. К Саламатину.

— Не может быть. Таких совпадений не бывает.

— Ну, совпадения здесь ни при чем. Мишка Саламатин тоже на бирже работал. Ох, Саня, не нравится мне интерес американца к нашим двум трупам! — Катерина в задумчивости покачала головой. Упоминание о каких-то «наших» трупах мне не понравилось.

— Ты, Кать, говори, да не заговаривайся, — посоветовала я Катерине. — Что значит — наши трупы? И вообще, в доме почти двести квартир, почему ты думаешь, что Макферсон приехал именно к Саламатину?

— Я вовсе так не думаю. Я знаю. Хочешь, проверим?

Не дожидаясь моего согласия, на которое, по большому счету, ей было плевать, Катерина с необыкновенным для ее комплекции проворством выскочила из машины и ринулась в подъезд. Вообще я давно заметила некоторое сходство подружки с неким Авессаломом Изнуренковым, героем Ильфа и Петрова. Как известно, Авессалом отличался округлостью форм и неуемной энергией, совсем как моя Катерина. Не утруждая себя дальнейшими размышлениями, я проследовала в подъезд следом за ней.

На месте консьержа, любителя кроссвордов, пожилого интеллектуала, обнаружился крепкий детина лет двадцати пяти в спортивном костюме. На столе перед ним лежал журнал «Oops!», раскрытый на странице с постером какой-то очередной молодежной группы, коих в наше время развелось, что тараканов на кухне у нерадивой хозяйки. До нашего появления парень внимательно изучал физиономии юных исполнителей и исполнительниц попсы и криво ухмылялся. Однако когда мы с Катькой возникли перед его столом, он закрыл журнал и сменил плотоядную ухмылку на подозрительный прищур контрразведчика.

— К кому? — грозно поинтересовался охранник.

— К тебе, — уверенно ответила Катька и выложила перед слегка обалдевшим охранником двадцатидолларовую банкноту.

Парень несколько мгновений смотрел на зеленоватую бумажку, словно бы даже не узнавал ее. «Мало», — подумала я, но охранник легким, хорошо отрепетированным движением руки накрыл купюру журналом и, не меняя выражения лица, задал лаконичный вопрос:

— Че надо?

Катерина, до этого с напряжением наблюдавшая за секьюрити, оживилась:

— Пару минут назад сюда вошел такой… — подружка подняла руку вверх в стремлении обозначить габариты американца. — Рыжий детина. Скажи нам, пожалуйста, к кому он пришел?

— Не могу, — понурился охранник.

На столе волшебным образом материализовалась еще одна банкнота достоинством в пятьдесят долларов. Ее тоже прихлопнули журналом, но ответ на вопрос остался прежним.

— Почему? — нахмурилась Катька.

— Я… это… Никого не видел…

Подруга заволновалась:

— Как это — не видел? Он минуту назад сюда вошел! Что значит — не видел? Или так увлекся веселыми картинками из подросткового журнала, что ничего вокруг не замечал?

Консьерж еще больше смутился. Мне даже стало его жалко: ну, зачитался парень! Так это ж здорово! Любовь к чтению так несвойственна современной молодежи…

— В туалет я отлучался, — повинился любитель современной эстрады.

— Вот работнички, а?! — прошипела Катерина. — Небось сменщик твой пост ни на минуту не покидает, а как же? Старая гвардия! А тебе, юноша бледный, могу дать бесплатный совет: учись контролировать мочевой пузырь, пригодится в жизни! Пошли отсюда, Саня. Господи, страшно представить, какое будущее всех нас ждет с таким вот молодым поколением! И как, спрашивается, эдаким балбесам доверить родину?! Смена, блин!!!

Продолжая ворчать, Катька увлекла меня к лифтам. Великовозрастный балбес ничего против не имел, он даже не спросил, как положено в таких случаях, к кому направились гости.

Квартира Михаила Саламатина видимых следов взлома не носила. На ней красовалась милицейская бумажка с фиолетовой печатью и непонятной закорючкой. Перед мысленным взором как-то сам собой возник образ следователя, который нас допрашивал, и я решила, что такая вот каракатица вместо подписи подходит только ему: человек он, на мой взгляд, мутный, значит, и подпись должна быть примерно такой же.

Тем временем Катерина тщательно изучила и разве только не обнюхала опечатанную дверь. По тому, как она скривилась, я имею в виду Катьку, а не дверь, я поняла, что подругу постигло глубокое разочарование:

— Черт! Не может быть, чтобы я ошиблась. Ты ведь тоже видела, что американец вошел в подъезд. Видела, Сань? — Кивком головы я подтвердила свое согласие. Макферсон, действительно, в подъезд входил. Соблазнительная версия о том, что он ушел чердаками, умерла, не родившись, потому что в доме имелся всего один жилой подъезд, а сам чердак если и был, то использовался по прямому назначению — в качестве складского помещения. Подружка в крайней степени задумчивости и недоверия еще довольно длительное время моргала на дверь. В ее взгляде ясно читалась аксиома: раз человек вошел в подъезд и не вышел из него, значит, он непременно должен быть здесь. — Черт! — повторила в сердцах Катерина. — Не мог же здоровый мужик просочиться сквозь стены?!