Методика очарования - [23]

— Вам известно, что вчера погиб Никита Тихомиров, друг вашего сына? — нахмурив брови, спросила подружка тоном строгой воспитательницы младшей группы детского сада.

Дядька поперхнулся дымом и долго кашлял совсем по-стариковски — с надсадой, кряхтением и проступившими слезами.

— Вы кто? — уняв наконец кашель, выдавил из себя Игорь Юльевич.

— А как вы думаете? — усмехнулась Катька.

— Сначала я думал, вы из этих… ну, подружек-однодневок моего сыночка. Но теперь понимаю, что ошибся. На милиционеров вы тоже не похожи. Журналюги, что ли?

— Почти, — согласилась Катерина. — Мы частные детективы. Расследование смерти Никиты Тихомирова привело нас к вашему сыну. Хотелось задать ему несколько вопросов, но, увы, кажется, мы опоздали.

— Ну, а от меня-то вам чего нужно? — усмехнулся Академик. — Я Никиту почти не знал, видел всего пару раз, он к сыну приходил. Так что, милые сыщицы, по существу вопроса ничего сказать не могу.

— О Никите мы и сами все знаем, — соврала подруга. — Скажите, Игорь Юльевич, какие у вас были отношения с сыном? Мне показалось, вы не слишком опечалены его смертью. И еще вопрос: чем конкретно занимался Михаил на бирже? Или это вам тоже неизвестно?

— Почему же? Известно. Михаил там работал.

Что-то мне подсказывало: Академик над нами откровенно издевается. Слишком уж насмешливые взгляды бросал он в нашу сторону сквозь клубы сизого дыма. Подобная невоспитанность была глубоко неприятна моей эстетически развитой натуре, потому я громко фыркнула и принялась демонстративно изучать пол, покрытый ковролином. Некогда он был светлым, но теперь утратил былую свежесть: повсюду были заметны какие-то пятна, следы, отпечатки… Впрочем, это неудивительно: Игорь Юльевич, как мы уже поняли, страдал неуемной страстью к изобретательству и рационализаторству, а вот жены или хотя бы домработницы у него не было. Во всяком случае, следов пребывания женщины в этом ломе я не заметила. В углу, неподалеку от окна, на ковролине я заметила относительно свежие следы довольно необычной формы, словно здесь недавно стоял тяжелый предмет с квадратными ножками нестандартного размера. Эти отпечатки меня заинтересовали — какой, интересно, предмет интерьера имеет подобную форму ножек? Ответ я увидела между старым солидным шкафом, к которому хотелось обратиться в классической манере, на «вы», и стеной. Там стояла обыкновенная стремянка. Именно она, судя по всему, и оставила свои отпечатки на ковролине. Подняв глаза вверх, я заметила на потолке, параллельно следам от стремянки, большое темное пятно. «Чудной старик, — подумала я. — Впрочем, неудивительно: ученые — они все немного с придурью».

Тем временем Катерина продолжала «колоть» Игоря Юльевича с упорством малыша, сующего пальчики в розетку. И с тем же, кстати, результатом. Иными словами, Академик «колоться» не желал. Подружка злилась, злобно шипела, а Саламатин-старший лишь потешался, глядя на нее. В конце концов Катька не выдержала.

— Послушайте, гражданин научный работник, — хмуря брови, повысила голос подруга, — у меня отчего-то сложилось впечатление, что вы не желаете помогать расследованию. Это очень подозрительно, вам не кажется? Ни на один из поставленных вопросов вы не ответили. Не значит ли это, что вам есть что скрывать?

— Ну хорошо, хорошо! Готов сотрудничать со следствием и с самыми очаровательными сыщицами! — вскинув руки вверх, сдался Саламатин. Было совершенно очевидно, что он по-прежнему ерничает. Сей факт вызывал во мне глухое раздражение, а в Катерине — откровенную ярость. — Итак, как вы верно заметили, мои отношения с Михаилом далеки от идеальных…

Игорь Юльевич Саламатин всегда недолюбливал своего сына. С тех самых пор, как женился на женщине своей мечты. Через две недели после свадьбы ее увезли в роддом, и там на свет появился крепенький мальчуган, которого Игорь Юльевич зарегистрировал как своего родного сына, хотя таковым он вовсе не являлся. Женщина мечты была беременна от другого. Этот «другой» пропал из поля зрения будущей мамаши, едва та сообщила ему об интересном положении, в которое она попала волею случая или волею любовной страсти, внезапно ею овладевшей. Общественная мораль в те времена строго осуждала матерей-одиночек, разбирала их на партийных ячейках, выносила порицания, увольняла с работы — словом, всеми доступными и недоступными способами мешала жить полнокровной советской жизнью… А Игорь очень любил свою Зосю…

Михаил рос, не ведая, что отец у него не родной. Правда, иногда мальчишка замечал на себе его неприязненные взгляды, но всегда приписывал их недовольству папочки невинными детскими шалостями…

Зося умерла, когда Михаилу исполнилось семь лет. Обширный инфаркт в считаные часы свел в могилу молодую, в общем-то, женщину. Первой мыслью Игоря Юльевича была мысль сдать сына в интернат, но после долгих бессонных ночей, занятых размышлениями о дальнейшей собственной жизни, от этой, прямо скажем, некрасивой идеи он все-таки отказался. Вряд ли друзья, родственники, а главное, коллеги смогли бы правильно понять такой неблагородный поступок и не осудить его. Мнением коллег Саламатин особенно дорожил, потому что служил главным инженером в НИИ физики твердого тела и слыл на службе человеком порядочным, а гордое звание отца, в одиночку воспитывающего сына, лишь укрепило авторитет Игоря Юльевича. Впрочем, особенных хлопот у него с Михаилом не возникало. Мальчик с удовольствием учился, ни в какие дурные компании не попадал, блестяще окончил школу, получил диплом экономиста и отправился в свободное плавание по взрослой жизни. Папаша-Саламатин к тому времени все еще трудился в своем НИИ, но теперь без особого успеха, потому что в государстве уже вовсю развивался капитализм. Игорь Юльевич ни черта не разбирался в рыночных отношениях, окружающая действительность его сильно раздражала, но больше всего бесил тот факт, что его любимая физика никому не нужна. Характер у старика испортился, и он окончательно превратился в невыносимого тирана и брюзгу.