Метод погружения - [4]

От ходьбы в теплом влажном лесу ей сделалось жарко и, стянув через голову майку, она осталась в бежевой сорочке на тонких бретельках, с кружевным уголком меж грудей.

— О-о-о-! — протянул он с преувеличенной укоризной. — Мы разгуливаем по лесу в нижнем белье!

— Так здесь никого нет!

— А я не в счет? — якобы с обидой.

На самом деле то, что она не стеснялась его, словно он бесполое существо, нисколько не задело Гастона, напротив, он расценил это как знак доверия, — в фонтенблонском лесу, с виду мирном, безопасном, похожем на огромный парк, случалось всякое, и женщины порой жестоко расплачивались за свою легковерность.

Лиза устремилась вперед. Коротенькая сорочка наискосок спадала на бежевую юбку из различных кусков, в строчках и клиньях. При всей ее хрупкости, при тонких запястьях и высокой тонкой шее, у нее были хорошие женские бедра.

— Мне нравится, когда вы идете впереди.

Она обернулась с ласковым, понимающим смешком.

Гастон нес маечку на плече, чувствуя исходивший от нее запах Лизиного тела, и был совершенно счастлив. Если бы ему пришлось всю оставшуюся жизнь носить на плече ее одежду, сопровождая в прогулках по лесу, и больше ничего, он бы не пожелал другой участи… «Ты пропал, Гастон! — говорил он себе. — Ты пропал!».

В этот ее второй приезд он позволил себе вольность: перешел на «ты». А Лиза вроде и не заметила, продолжая говорить ему «вы».

— У меня такое ощущение, что я тебе дедушка!

И она тихо смеялась.

Осмелился спросить, почему она приняла его приглашение.

— Мне хорошо здесь.

Не сказала: «с вами». А он, с некоторой долей самодовольства, отнес ее «хорошо» и к своей персоне, ведь «здесь» были не только лес, вода и свежий воздух, «здесь» был и Гастон, и он надеялся, что ей — хоть немного! — хорошо и с ним.

Два дня спустя она прислала благодарный мейл: «Вчера, ужиная с друзьями, вспоминала наш чудесный день и улыбалась, моя загадочная улыбка всех интриговала…». Гастон не стал спрашивать, что за друзья. Там, в идущей независимо от него жизни, она все же думала о нем, и этого ему было достаточно.

Отвлек его от мыслей о Лизе досадный инцидент, какие неизбежно происходили три-четыре раза в году. На превышенной скорости прошло грузовое судно (как выяснилось, его вел неопытный подручный), дом Гастона шарахнуло о берег, лопнул задний торс, треснуло бревно с амортизирующей пружиной, оба мостка влезли на палубу. Пострадал не он один — все прибрежные баржи почувствовали удар волны, а приятельская дочь от неожиданности упала в ванной комнате. Несколько дней он занимался починкой и страховыми формальностями, да еще урезонивал одного соседа — тот рвался сказать «пару ласковых» виновнику случившегося. Гастон здесь жил и старался ни с кем не ссориться, все улаживал мирным путем, да и по характеру был не воинственный, а сговорчивый. Другой сосед, на помощь которого он понадеялся, уехал на мотоциклетные сборы, пришлось Гастону потеть одному, и он потел адски, с трудом справился, но отвел и снова поставил баржу на место, а ведь ему как-никак шел седьмой десяток, — природа одарила его большой силой, и сила эта не иссякла.

Каким бы ни был в Париже август, в нем обязательно случаются горячие дни. Один такой день природа преподнесла в конце июля и снова заладила ежедневно поливать землю, правда, коротко, с передышками, все же давая обсохнуть и согреться, а со второй недели пришла настоящая августовская жара. Лиза стала приезжать чаще. Привычно спускалась по лестнице в Сену, защитив ступни пластиковымитонгами; вешала купальник сушиться на поручень и загорала на его синем пляжном полотенце, с присущей ей методичностью поворачиваясь каждые пять минут на четверть оборота. И уже милостиво позволяла Гастону несколько трепетных поцелуев. Он не мог нарадоваться тому, как она постепенно осваивает его территорию и так же постепенно допускает его до себя.

Лиза не красила ни глаза, ни губы, не носила коротких юбок и облегающей одежды, при том, что была хорошо сложена, а просторные ткани скрывали небольшую круглую грудь, но, может быть, именно поэтому Гастон находил ее чертовски соблазнительной. Лиза была сама женственность и не нуждалась в лишних ухищрениях. Не носила она и украшений, если не считать тонкого золотого кольца на левом безымянном пальце, которое раздражало Гастона, тем более что он по-прежнему мало что знал о ней.

— Ты замужем?

— Это? Нет, это не обручальное кольцо.

Спустя неделю он решился задать следующий вопрос.

— А что же это?

— Память. Об одной истории любви…

— Которая закончилась? — ревниво уточнил он.

— Ох!.. Давным-давно.

После обеда отдыхали под тентом, а около пяти отправлялись «наслаждаться лесом», как говорила Лиза. Пошли белые грибы, но Лиза приезжала с голыми ногами в сандалиях, рвалась в таком виде в чащобу, где кровожадные клещи только и ждали, как бы впиться в ее сладкое тело. Ей приходилось смиренно ходить по дорожкам. Гастон, зигзагами в сторону, набрал как-то с пяток боровичков, и снова восторгам Лизы не было конца — сложив их в соломенную шляпу, бережно несла перед собой, прижимая к груди, и так в шляпе и увезла в Париж. А пока собирались купить ей резиновые сапожки, белые грибы сошли.