Меткое московское слово - [73]

Виноват, что, говорите, протокол подписать? Извольте, могу… Не читаю даже, вполне вам верю. Пусть мировой посмотрит, как мусью Пьер писать умеет. Рука моя писала, не знаю для кого, но сердце подсказало — для друга своего! Так-с… Не свыше как на пятерочку оштрафует, или рублей на восемь. А за что? Поднят в состоянии бесчувствия из грязи и дворнику публичное название произнес. Когда человек вещественные доказательства из себя представляет, зачем их трогать и поднимать?.. Только господин мировой человек очень даже хороший и с умственным пониманием, бороду буланже и кауфюру капуль носит, одеколоном «Цветущая сирень» прыскается. Всех знаем-с, всех работали! Больше как рублей на восемь ни-ни… Потому фирма наша старая, знакомая и казне доходы большие приносящая. Что ни месяц, штрафов этих рублей не менее пятнадцати. А может, и три возьмет… Слабость у нас и доброта такая. Капнул я… ничего кажется, бумажкой чернильной приложить извольте. На росчерк обратите внимание. Диковинный… с крючком и с хвостами… Не гляди, миляга, что седой — за то пахну резедой! Все, окончательно все! Завел машину, и поезд тронулся… Домой пора! Ухожу! До свидания! Прощения прошу! Оревуар, мусью, как Домерле говорил. Бонжур… Повторить? Не успели все в сочинение внести? Быстро пишете, быстрей господина дежурного… А сами вы не пьете-с? С удовольствием хочу видеть, чтоб и вы со мной выпили. Жаль, что нет… Спасибо, через край благодарю-с! Только в газетах имя мое не пропечатывайте, очень не удобно станет из-за трех рублей… Приходите, я вас совсем бесплатно обрею и постригу. Бородки вы не носите, а к вам пошло-с бы… Годами уважаемые клиенты бывают и со спасибо. Движимое знакомство и сейчас сохраняем… А теперь мастер какой пошел, сами знаете… Ножниц в руках держать не могут! Срам смотреть! Мизинец у них в отлет, а ножницы в потолок смотрят. Нас за это по рукам, бывало, били и на болванке по два часа через пустое место щелкать ставили. Потому и выходили в линию. Запечатлелся рассказ мой? Поразительно вам? Сочувствуете? За сочувствие мерси… Неправда-с, что только гулять могу, к жизни многое еще перевариваю… Первое понятие наше друг друга записали? Расформируйте как надо, по правилу… Вы в меня тоже запечатлелись… Больше всего мозгует у меня голова от одной темы, описываю все изложение мыслей. Еще раз благодарность вам за излишнее! Я по знакомым только историю жизни рассказываю, меня в пивной Трехгорного знают, у Козлова в ресторан хожу. Везде считают за удовольствие и за честь угощения. Карьерой своей везде соответствую… Еще день гуляю, «гуляю… по мукам», борю в себе — и работать, к жене-с. На домашнее обзаведение и на принципиальную лекспротацию себя!

ПОРТНЫЕ

Для того чтобы уяснить себе содержание и смысл приводимых далее в этом разделе кратких острословиц, необходимо знать, хотя бы поверхностно, быт московских портных. Мне кажется, что в этом помогут помещаемые ниже краткие сведения, получением которых я в значительной степени обязан мастеру-пошивщику Василию Ивановичу Романову, встреченному мною в Москве.

Главные поселения мастеров портновского производства, связанных с Москвой, были в Можайском уезде Московской губернии (где около девяноста пяти процентов всего населения, целыми семьями, занимались этой работой, четыре процента — починкой и выработкой обуви и один процент — кузнечным ремеслом), в Белоомуте (где несколько тысяч дворов принадлежали сплошь мастерам-пошивщикам и где поэтому концентрировались крупнейшие для Москвы фабрики готового платья: Мандля, Петухова, Геляссена, Розенцвейга, Конкина и др.), в Бронницком уезде, меньше других — в Серпуховском уезде и, наконец, в Тверской губернии, преимущественно по Почетовской волости. В самой Москве оседали портные чаще всего по 5-й Тверской-Ямской улица, носившей среди них шутливое прозвище «Котяшкиной деревни», по Косому переулку, на Живодерке, в Чухинском переулке, по Козихинским переулкам, на Бронной улице, на Сухаревском рынке — по различным квартирам, и так называемые «раки» — на Хитровом рынке и в Зарядье. Последние жили в квартирах, напоминавших норы, и занимались перешивкой «темных», т. е. краденых, вещей. Прозвали их «раками» за безвыходную нетрезвую жизнь в трущобах и за постоянную работу в скрюченном положении. Заказы для них состояли в экстренной перешивке одного фасона носильного платья на другой, что требовалось для удобной и безопасной перепродажи похищенного на рынке ворами.

Были еще «портные-бесквартирники», жившие только в помещениях своих временных хозяев.

Воспоминания о бытовой стороне у опрошенных мною мастеров прочно связаны с именами и характеристиками хозяев. Приводить подробно пестрые пересказы, к сожалению, по объему материала, почти невозможно, и поэтому я ограничусь краткими, особо припоминающимися сведениями.

Славились в Москве несколько крупных портновских фирм.

«Жорж» — под отелем «Дрезден», против дома бывшего генерал-губернатора на Тверской. Владелец этой фирмы был популярен как выдающийся брючник-закройщик. Его искусный покрой мастера портные узнавали по первому взгляду. Ошибок, каких-либо неточностей в его искусстве не допускалось. «Выкроит Жорж, — говорили, — так, что художнику не нарисовать». И действительно, всю жизнь — с молодых лет до старости владелец фирмы занимался только этим видом работы, отказываясь от всего другого и передавая всю более крупную заготовку помощникам. Это был какой-то фанатик брюк, профессиональный укрыватель кривых ног столичных щеголей.