Метаморфозы Душевной жизни. Путь внутреннего опыта. Часть 1 - [30]

Может ли такая же судьба постигнуть и любовь, другой элемент человеческого благоговения? Чтобы Я всегда оставалось безущербным, в любовь должно изливаться нечто, что из человеческой самости излучается в неизвестное. Я должно стремиться войти во все, что становится предметом его благоговения; оно должно стремиться сохранить себя по отношению ко всему, что охватывает его любовь: по отношению к неизвестному, сверхчувственному, находящемуся вовне. Чем, в частности, станет любовь, если Я не сохранит себя в силе до границ, где мы встречаем неизвестное, если не просветит это неизвестное светом мысли и разумного суждения? Такая любовь станет тем, что называют мечтательством. Но поскольку Я живет в душе рассудочной, оно, исходя из души рассудочной, или души характера, может начать свой путь к находящемуся вне ее неизвестному; но там оно не в состоянии полностью погасить себя. Воля может подавить себя; но если Я, если душа через чувство стремится охватить это внешнее, то Я не может себя подавить: оно всегда пребывает в чувстве, однако без поддержки мышления и воли без препон устремляется вовне. Это неосознаваемое самим Я устремление вовне приводит к тому, что такая любовь к неизвестному, которая не обладает волей к сильному мышлению, заставляет душу все больше впадать в мечтательство. В этом случае мы можем говорить по аналогии с теряющей себя покорностью, которую назвали душевным обмороком, — о душевном лунатизме точно так же, как говорят о лунатизме телесном. Мечтатель — тот, кто не берет с собой в неизвестное свое сильное Я; он желает проникнуть во внешнее, пользуясь лишь низшими способностями Я; такой человек, не дающий излиться из сознания своему Я во всей полноте, пытается постичь неведомое как бы во сне. Мечтательство, вес больше охватывая душу, превращается в то, что можно назвать непрерывным сновидческим состоянием, или душевным лунатизмом. Если душа не в состоянии установить правильные отношения с миром и с другими людьми, если она устремляется в жизнь, опасаясь использовать свет мышления, пренебрегая правильным отношением к окружающим ее вещам и существам, то такая душа, такое впавшее в лунатизм Я собьется с пути, будет идти по жизни подобно болотному огоньку.

Причина этого в том, что такой мечтатель, любовь Которого к неизвестному еще не пронизана огнем Я, опасается прийти к полным ясности и света мыслям о своем Я; он отказывается брать с собой свое Я во всей полноте своего мышления, в полном самосознании. Чем слабее самосознание, тем легче впасть в мечтательство. Лишь потому, что душа впадает в косность мышления, что она не Имеет воли осветить себя светом мышления там, где ей Встречается неизвестное, — лишь потому подобная душа приобретает такие свойства, которые можно назвать всевозможными формами суеверий. Мечтательной душе, витающей в грезах сентиментальной любви, идущей по жизни словно во сне, косной в мышлении душе, не желающей войти в мир в полном самосознании, такой душе свойственно слепо верить всему, ибо она безусловно склонна не проникать в вещи через внутреннее, затребованное мышлением усилие, мысля самостоятельно, но слепо принимать устоявшиеся истины и знания о вещах. Для этого не требуется самостоятельное, созидательное, исходящее из внутренней глубины мышление. Чтобы познать нечто внешнее, то, что предоставляют нам органы чувств, нам не требуется самосозидающее мышление; но чтобы познавать сверхчувственное, в какой бы форме оно ни являлось нашему познанию, не следует каким бы то ни было образом исключать мышление. Как только мы хотим постичь сверхчувственное одним наблюдением, мы тотчас оказываемся в области всевозможных иллюзий и заблуждений. И все заблуждения и суеверия, все, что может вести к сверхчувственному неверным, ложным путем, все это происходит в конечном счете только оттого, что человек не дает самосозидающему мышлению просветлить свое самосознание. Он, обладая волей к самостоятельному мышлению, никогда не будет обманут, воспринимая то, что несет весть из духовного мира. Самостоятельное мышление единственное средство — других полноценных средств вообще нет. И чем больше у человека воли к самосозидающему мышлению, тем больше возможности познать сверхчувственный мир в его истине, ясности и объективности: это может подтвердить любой исследователь духа. Таким образом, мы видим: для самовоспитания Я нам нужно то, что все больше восходит к душе сознательной, что при ее воспитании ведет за собой душу ко всему непознанному чувственному и непознанному сверхчувственному — это благоговение, объединяющее любовь и покорность. Если любовь и покорность пронизаны и прокалены правильным самоощущением, они становятся ступенями, ведущими нас все выше и дальше вперед. Правильное благоговение, в какой бы форме оно ни пронизывало и прокаляло душу, будь то молитва или другие формы, — не может вести к заблуждению; лучше всего узнается то, что с самого начала пробуждает горячее благоговение, т. е. любовь и покорность. И при здоровом воспитании особое внимание следует обращать на то, какие силы для развития души может дать импульс благоговения. Ребенку неизвестна большая часть мира. Тот, кто хочет наилучшим образом привести его к познанию неизвестного, станет пробуждать в нем благоговение к этому Неизвестному; ошибиться здесь невозможно, ибо верно направленное благоговение действительно ведет к тому, что можно назвать истинным опытом во всех областях жизни.