Метаморфоза мифа - [47]

– Хотите чаю?

– Хочу. Но только не чифир.

– Какой «чифир»? Нет, я не пью чифир.

Он тщательно помыл для капитана железную кружку, с отбитой во многих местах эмалью. Затем бросил туда пакетик и залил горячей водой из железного бидона, с торчавшим на его горловине кипятильником:

– Наслаждайтесь.

– Спасибо, – Олег улыбнулся и осторожно отхлебнул горячий напиток.

Князеву показалось, что это был самый вкусный чай, какой он пил в своей жизни.

– Они хотят вас убить, – спокойно констатировал обладатель козлиной бородки.

– Я знаю.

– Знаете? И что вы намерены предпринять?

– Что тут предпримешь? Буду защищаться, как умею.

– Вы не боитесь?

– Боюсь, конечно, боюсь. Но у меня нет выбора.

– Красные ещё утром получили задание администрации и весь день готовились.

– Кто? – не понял Олег.

– Красные. А, вы же не знаете – первоходок. Красные – это те, что сидят в «кремле».

Увидев удивлённое выражение лица собеседника, субтильный старичок, усмехнувшись, пояснил:

– Нет, нет! Это имя не имеет никакого отношения к большевикам и к нашей истории. Так их называет основная масса обитателей СИЗО. Я бывал во многих изоляторах, но везде одно и то же. По заданию администрации в камерах верховодят так называемые активисты. А мы их кличем «красными». Они как близнецы братья – огромные детины с откормленными до красноты рожами. Руками красных руководство и осуществляет управление изолятором. Это система. Сами работники СИЗО никогда не пойдут на убийство. Руководству этого не надо, поэтому оно запрещает охранникам не только убивать, но и применять чрезмерную силу, дабы не навлечь на свою голову разные комиссии и разбирательства. А так: камеры видеонаблюдения запечатлели, что надзиратели не входили в камеру, поэтому, администрация ни в чём не виновата. А то, что нашли подвешенный труп со всеми переломанными костями – так это самоубийство. Красные выполняют самые грязные поручения начальства и следят за порядком в камере. Без разрешения администрации здесь таракана не раздавят. Взамен, руководство колонии отдаёт им на откуп ведение бизнеса.

– «Бизнеса»?

Козлобородый вновь ухмыльнулся:

– Ну, да, бизнеса. Обитатели камеры за всё платят. За въезд, поселение, за койку, за место у телевизора, за очередь к унитазу, за звонок по сотовому. Они забирают треть каждой посылки. Если человек богат, здесь всё можно купить: сигареты, выпивку, наркотики. Всему виной жадность. Это главный из человеческих пороков. Первооснова всех остальных: подлости, предательства, лицемерия, зависти. Жадность – это единственная низменная страсть, которая не знает пределов.

– Как, а жестокость?

– Жестокость ограничена жизненными ресурсами жертвы, которые не беспредельны.

– На наркотики администрация тоже закрывает глаза?

– Скажете тоже, закрывает. Она в доле всех денежных потоков внутри этого огороженного проволокой мирка.

– Да, уж. И так везде?

– Да. Но надо сказать, что это СИЗО – самое гнусное, самое жуткое и самое беспредельное из всех подобных заведений в стране. Сюда ссылают самых обездоленных, ненужных обществу и тех, кого нужно сломать. Ну, или устранить, как в вашем случае.

Князев промолчал. Сказать было нечего. Старичок вздохнул и констатировал:

– Относитесь к жизни философски. Даже если вы попали в безвыходную ситуацию, ищите в этом и положительные стороны.

– Какие?

– Вы получаете уникальную возможность познать самого себя. Кто вы? Чего стоите в этой жизни? Слабые сдаются и становятся бессловесными рабами. Сильные сопротивляются и выигрывают смерть. Но это лучше, чем унизительное существование.

– А вы познали самого себя?

– Познал. Я слабый.

– Хорошо хоть философствовать не разучились.

– Только это и остаётся. Но очень редко здесь можно найти хорошего собеседника. Образованных и умных людей стало мало.

– У вас какое образование?

– Хорошее. Я хироптеролог.

– Кто?

– Хм! – старичок грустно улыбнулся. – Эх, давно это было! Хироптеролог – это специалист по рукокрылым. По летучим мышам. Когда-то многие толстые журналы считали за честь размещать мои статьи на своих страницах. Но всё это в далёком прошлом. Всё рухнуло в один момент и стало никому не нужным. Развалился институт и с ним, естественно, моя лаборатория. Летучие мыши – это прекрасно. Они лучше людей. Они не едят себе подобных. Они не обижают друг друга. Но что мы всё обо мне, букашке божьей. Кто вы будете по профессии?

– Следователь. Капитан юстиции.

– Вы хотели сказать – полиции?

– Можно и так.

– Полицай! Русский язык очень богат на многообразие форм производных слов. Он, пожалуй, в этом смысле даст фору любому другому земному языку. Но вот у слова «полицейский» есть всего одна производная форма – «полицай». И это форма несёт в себе устойчивое сугубо негативное восприятие. Даже слово «мент» и близко не может стоять рядом с «полицаем» по степени передачи негатива. Это в наших генах, в наследственной памяти нашего народа! И с этим ничего не поделаешь. Слишком много крови пролили «полицаи» на Руси. Эта кровь перевалила через критическую массу человеческого восприятия. Иногда достаточно произнести то или иное слово вслух, чтобы понять его содержание и смысл. Полицай! Я не знал деда и бабку со стороны отца. Он был ещё маленьким, когда на его глазах полицаи забили их до смерти палками. При этом они забавлялись, им было смешно. Надо признать, что переименование в «полицию» придумал очень мудрый человек. Он сделал всё, чтобы слово «милиционер» не деградировало до уровня «полицая».