Метаморфоза мифа - [44]

Дверь тихонько приоткрылась.

– Можно, Сергей Леонидович? Вызывали?

Полковник сразу оживился, отодвинул кресло и развалился в нём, ухватившись пальцами за нижнюю губу.

– Присаживайтесь, лейтенант Шпилевая. Вызывал. Как самочувствие?

– Терпимо, – Шура присела в кресло совещательного стола, подальше от начальства. – Голова болит немного, но я не смогла оставаться в больнице, когда на работе такое творится.

Сегодня она пришла на работу в гражданской одежде, но строгой по форме: блузка и юбка.

Бояринов продолжал откровенно разглядывать её, заминая нижнюю губу большим пальцем.

– Вы меня по поводу Князева вызвали?

Полковник молчал.

– Он не виноват. Я ведь была там и всё видела. Могу дать показания.

Бояринов продолжал молчать, словно и не слышал её слов.

– Не понимаю, почему меня не допросили? Я ведь единственный свидетель.

Полковник встал и, глядя в упор на неё, медленно прогулялся до входной двери, заложив при этом руки за спину. Резко развернувшись на каблуках, он тщательно осмотрел её сзади, затем спокойно встал за спиной девушки.

– Ну-ну! Не стоит так беспокоиться, – Сергей Леонидович положил руки на её плечи. – У капитана много защитников. Всё будет хорошо.

Сашенька напряглась. Она не привыкла к такому обращению начальства. Через тонкую ткань блузки она чувствовала тепло его рук.

– Много? Кто?

– Хм! Я, например.

– Вы?

– Мы же с ним старые друзья. Ты не знала?

Шура отрицательно покачала головой. Эта тряска принесла ей болезненные ощущения, и она немного поморщилась.

– В университете мы были, как говорится, не разлей вода. Жизнь нас затем раскидала, к моему большому сожалению. Но я могу с уверенностью заявить, что знаю Олежку, как себя самого, – он говорил, продолжая держать руки на её плечах. – Это честнейший и искренний человек. Меня никто не убедит, что Князев мог поступиться совестью. Поэтому я не позволю, чтобы с моим другом творили полный беспредел.

Он снял руки с её плеч и двинулся к своему креслу. Но в начальной фазе этого процесса, успел резко нагнуться и вдохнуть аромат её волос. Усевшись на место, Бояринов вновь внимательно посмотрел на девушку, вытянув сжатые в колечко губы. Покрутив ими, он неожиданно произнёс:

– Живи, пока.

– Что? – не поняла Александра.

– Иди, говорю, пока.

– Уходить?

– Да. Тебя вызовут, когда понадобятся твои показания.

В полном недоумении по поводу смысла прихода в кабинет начальника, Шурочка вышла за дверь.

Глава «Ч»

Чем дальше в лес, тем старее найденные трупы и толще дело следака. Это одна из любимых поговорок Князева. Князева, Князева, Князева… Как-то всё это гадко, туманно и подозрительно. Ничего не понимаю! Вернувшись к себе, Саша продолжала осмысливать свой поход к полковнику. Ясно, что ничего не ясно! Зачем он её вызывал? Он сказал, что с Князевым всё будет хорошо. И это отличная новость, которая должна была поднять настроение. Но оно, почему-то, не поднималось. Ощущения от визита не из приятных. Практически, мерзкие. Начальник явно что-то не договаривал. А эти руки? Нет. Определённо, полковник с капитаном совершенно разные люди. Как они могли дружить? Что-то здесь не так. Надо посмотреть ход разбирательств по делу Князева. Девушка открыла рабочий ноутбук и вошла в закрытую сеть. Но заняться чтением документов ей не дал приход Адливанкина. Он был в приподнятом настроении. Ямочки играли на щеках. Улыбка до ушей. Поцеловав девушку, он активно взъерошил свои кудрявые волосы и поделился радостью:

– У меня отличная новость! Меня назначили на место Князева!

– Как? Дело же ещё не завершено! – Шурочку его новость вовсе не обрадовала. – Как же так?

– Что делать? Видимо, Князев ещё не скоро вернётся. Кому-то надо вместо него работать. Приказа о моём назначении пока нет. Но Бояринов только что меня вызвал и объявил о таком решении.

– Саня! Что же будет с Олегом?

– Уй! Ты у меня такая жалостливая. За это я тебя и люблю. Муху не обидишь!

Адливанкин полез к ней с нежностями и поцелуями, но девушка не подпустила его к себе, выставив перед собой руки.

– Сашка, твоё назначение – это плохое известие! – она сказала это предельно серьёзно. – Очень плохое.

– Почему «плохое»? – ощущение беззаботного веселья стало сползать с его лица. – Почему ты не можешь за меня порадоваться? За нас, чёрт возьми, порадоваться. У меня зарплата вырастет. О-го-го, как вырастет! Мы сможем пожениться и купить квартиру! Свою квартиру! Через ипотеку, естественно. Но взносы не будут так давить на пустой желудок, как при моей сегодняшней зарплате.

– Нет, погоди, погоди – ты не о том говоришь!

– А о чём я должен говорить? О Князеве? Да, мне его жалко. Но я уже вдоволь настрадался по этому поводу. Нельзя же всю оставшуюся жизнь каждый день начинать с пролитых слёз о несчастной судьбе Князева? Надо жить для себя!

– Да-да, «для себя».

– Чего ты «дадакаешь»? Да, для себя! Я не виноват в том, что меня решили перевести на должность капитана. В чём моя вина?

– Ни в чём. Я тебя не виню, – тон Александры был предельно сухим и холодным.

– Вот чего ты? Только-только нарисовались хоть какие-то перспективы.

– Смотри не подавись этими «перспективами». Пескарь тоже мечтал о перспективах, когда увидел червячка.