Металлическое чудовище - [20]

Точность обработки, совершенство этих гладких стен действовали на нервы, вызывая смутное желание какой-то человеческой дисгармонии, человеческого беспорядка.

Поглощенный наблюдениями, я забыл о тех, кто разделял мое беспокойство и опасности. Почувствовал, что мне сжимают руку.

– Если будем достаточно близко и мне удастся оторвать ноги, я прыгну, – сказал Дрейк.

– Что? – Я вздрогнул от неожиданности. – Куда прыгнете?

Я посмотрел, куда он показывает. Мы быстро сближались с первым кубом; он находился едва ли в двадцати шагах впереди; казалось, он останавливается. Вентнор наклонился вперед, дрожа от напряжения.

– Руфь! – окликнул он. – Руфь, как ты?

Она медленно повернулась к нам – сердце мое дрогнуло, потом, казалось, застыло. Ибо на милом лице Руфи было то же выражение неземного спокойствия, что и на лице Норалы; в ее карих глазах тень того же бесстрастного духа, что в глазах Норалы; и голос ее прозвучал как отдаленное эхо золотого звона голоса Норалы.

– Хорошо, – вздохнула она, – хорошо, Мартин. Не бойся за меня…

И снова отвернулась от нас, глядя вперед, молча, как стоявшая рядом с ней женщина.

Я украдкой взглянул на Вентнора, на Дрейка: разыгралось ли у меня воображение или они тоже заметили? И тут же понял, что заметили: лицо Вентнора побелело, как и губы, Дрейк сжал зубы, в глазах его сверкнул гнев.

– Что она сделала с Руфью? Видели ее лицо? – почти нечленораздельно спросил Дрейк.

– Руфь! – в голосе Вентнора звучала боль.

Она не обернулась. Как будто не слышала его.

Теперь кубы разделяло не более пяти ярдов. Дрейк собрался, попытался оторвать ноги от сверкающей поверхности, подготовился прыгнуть, когда кубы еще больше сблизятся. Его широкая грудь дрожала от усилий, мышцы на шее напряглись узлами, пот катился по лицу.

– Бесполезно, – выдохнул он, – бесполезно, Гудвин. Как будто пытаешься поднять себя за шнурок от ботинка, как муха, застрявшая в патоке.

– Руфь! – снова крикнул Вентнор.

И как будто это послужило сигналом, куб рванулся вперед и восстановил прежнее расстояние между нами.

Авангард металлических существ ускорил свое движение. С невероятной скоростью они полетели вперед, исчезли в сверкающей дали.

Ускорился и куб с женщинами, он летел все быстрее и быстрее. И так же быстро следовала за ними наша платформа. Головокружительно проплывали мимо светящиеся стены.

Мы повернули к правой стене и приближались к широкому карнизу. Я решил, что он не менее ста футов в ширину. Начиная с него, поверхность резко понижалась.

Противоположные стены медленно сближались. Металлическое войско следовало за нами.

Все выше становился карниз, все ниже опускалось дно ущелья. Вот мы в двадцати футах над ним, в тридцати. И характер стен изменился. Под металлической поверхностью заблестели жилы кварца, подобные туманным опалам; иногда виднелись полоски зеленого цвета, иногда янтарного; линии бледной охры. Мое внимание привлекла чернильно-черная полоса в самом центре опускающейся поверхности. Она была такой черной, что на первый взгляд показалась мне выходом угля.

Постепенно она расширялась. Это была щель, трещина. Вот она в фут шириной, вот уже в три, чернота будто поднимается из нее – чернота, в которой сама душа глубин. И она все расширялась; а потом неожиданно ее стороны разлетелись, и внизу открылись два острых края.

Поверхность под нами исчезла, внизу была пропасть, невероятная, неизмеримая.

Мы человеческие атомы, несущиеся с огромном скоростью на волшебном коне вдоль уступа, расколовшего бесконечное пространство.

Я оглянулся: десятки кубов отделялись от сопровождающего нас металлического войска; длинной колонной по два они промелькнули мимо, устремились вперед. Далеко впереди появилось золотистое сияние; мы продолжали нестись в чернейшей ночи, но сияние усиливалось.

Сквозь мрак протянулась длинная полоса светло-синего свечения. Она развернулась, как лента тусклого пламени. как змеиный язык, застыла. Я почувствовал, как существа под нами рванулись вперед; их скорость необычайно возросла; ветер бил нас с ураганной силой.

Я закрыл глаза руками и продолжал всматриваться сквозь щели между пальцами. Прямо перед нами баррикада из кубов, и мы несемся на нее, как стальной таран. Я невольно закрыл глаза: столкновение казалось неизбежным.

Существо, на котором мы летели, поднялось.

Мы под углом поднялись к верху барьера, оказались над ним и продолжали все с той же огромной скоростью нестись в черноте; светлая лента, которую я видел перед этим, оказалась еще одной линией кубов, еще одним мостом через пропасть. А под ним ощущались неизмеримые глубины.

И вот мы снова несемся в ночи. Вокруг слышатся удары, громовые раскаты, рев. Шум все усиливается, бьет как будто ощутимыми ударами.

Снова далекое тусклое свечение, как восходящее солнце, видимое сквозь густой рассветный туман. Туман расходится – впереди на расстоянии в мили что-то действительно похожее вначале на восходящее солнце – гигантский шар, горизонтально перерезанный чернотой, будто застывшей у его основания.

Солнце? Разум говорил мне, что это невозможно.

Но что это тогда? Ра египтян, лишенный своих крыльев, изгнанный и состарившийся в коридорах смерти? Или это издевательское подобие солнца, холодный призрак, который, как верили в древности норвежцы, в замороженном аду пытает проклятых?