Metallica. Экстремальная биография группы - [85]

За ним следовал монументально эпичный заглавный трек; тщеславный марш смерти The Thing That Should Not Be (как и The Call of Ktulu он был вдохновлен Г. Ф. Лавкрафтом, и его лирика «не мертво то, что в вечности живет/но через вечность и смерть может настигнуть» была перифразой цитаты, которая появилась на обложке Iron Maiden – Live After Death (прим. жизнь после смерти), которую Ларс купил во время их пребывания в Копенгагене). Следующей была жутковатая полубаллада Welcome Home… и так далее, до обязательного теперь восьмиминутного инструментального бас-соло Бертона Orion – оно стало маленькой белой точкой в океане черного цвета, которым группа покрыла весь альбом, как инь и ян, соло Клиффа так гармонично и незаметно вливалось в трек, что было непонятно, где затихает гитара и вступает бас. Тем не менее общий эффект каждого трека Master был гигантским прогрессом по сравнению с тем, чего удалось добиться Metallica на Ride, и хотя в те дни оба альбома упоминались с одним придыханием, но исторически, если первая пластинка Metallica воспринималась как исключительно завершенная запись, то последняя – как их первое абсолютное произведение; их Led Zeppelin II; их Ziggy Stardust; их наследие. Больше такого альбома Metallica никогда не напишет.

«Как будто в этот раз у нас все получилось, – сказал мне Кирк. – Целостность от песни к песне, от трека к треку – все это имело для нас смысл. Это было почти самосоздание. Идеи просто витали в воздухе и появлялись буквально из ниоткуда. Сначала, когда мы только приступили к написанию, и до самого конца это казалось непрерывным потоком действительно гениальных идей. И это было практически магией, потому что все, что бы мы ни играли, получалось, каждая нота, которую мы играли, была к месту, и лучше быть просто не могло. Это было исключительно особенное время. Помню, как держал альбом в руке и думал: «Вау, это офигительный альбом, даже если мы не продадим ни копии. Это неважно, потому что мы только что создали великое музыкальное заявление». Я правда верил, что он выдержит испытание временем. Так и случилось…».

Разумеется, когда я навестил группу в Sweet Silence за неделю до Рождества 1985 года, в воздухе витало ощущение важного события. Все еще волнуясь по поводу финальных миксов, они сыграли мне только один трек со всеми вокалами – и это была сама Master of Puppets; и эффект был таким ошеломляющим, что я просто оказался не готов. Я ждал первоклассного хеви-метала. Вместо этого я получил Sturm und Drang: огромные студийные колонки воистину сотрясались под вихрем барабанов и гитар, которые рычали как вулканы из своих конусов. Клифф стоял рядом со мной с одной стороны, Ларс – с другой, кивая в такт; глаза Клиффа были закрыты в глубокой концентрации, а глаза Ларса, наоборот, казалось, выскочат из орбит, когда он бросал косые взгляды на меня, пытаясь понять реакцию на происходящее. Я попросил сесть, а они взорвали незаконченные, частично озвученные вокалом Leper Messiah, Battery, Welcome Home (Sanitarium), которая на этом этапе называлась просто Sanitarium, и The Thing That Should Not Be. Джеймс и Кирк входили и выходили, телевизор в углу показывал беззвучного Кирка Дугласа, неистовствовавшего в фильме «Спартак».

Потом, уже в отеле Scandinavia, мы с Ларсом сидели в баре, разговаривали и пили Elephant, а потом записали интервью. В какой-то момент я спросил, почему некоторые песни так часто меняют курс, переходя от хулиганского быстрого темпа к мертвенно-медленному, когда музыка только начинает расходиться. Он попросил привести пример, и я сразу же указал на песню, которую они только что сыграли – Master of Puppets. «Какой риф! – сказал я. – Sabbath в свои лучшие времена могли бы убить за него. Но потом, когда все только взлетает, начинается эта нисходящая кривая; как будто выключили одну запись и поставили другую. Почему они так сделали?» Он посмотрел на меня в изумлении: «Я не знаю, никогда об этом не думал, – он нахмурился. – Может быть, мы стараемся быть как можно более непредсказуемыми». Он сел, пытаясь переварить эту мысль. Я не собирался его запутать, просто казалось… в общем, что это очевидный вопрос. «Мы не хотим следовать беспроигрышным вариантам, – решает ответить он, в конце концов. – Мы всегда пытались делать все так, что бы даже для нас эффект был неожиданным». Он подытожил: «Думаю, ключ к любому успеху, который нас может ожидать как группу, заключается в том, что мы следуем нашим инстинктам, а не тому, что люди ожидают услышать от нас».

Спустя пять лет, когда это было не так уж важно, он был более честен со мной и размышлял о том, как «в прошлом мы делали черновой вариант песни, я шел домой и засекал ее, и говорил: «Она длится всего семь с половиной минут!». И думал: «Черт, надо еще пару рифов добавить». Однако в 1985 году, когда они завершали работу над тем, что станет самым важным альбомом в их карьере, он сразу же начинал обороняться против любого предположения, что песни выглядят, возможно, слишком длинными или неоправданно извилистыми: «Были времена, когда мы работали над новой композицией, и она появлялась на свет длительностью четыре-пять минут. Но в конечном итоге мы все равно удлиняли ее, просто потому, что на этом наши идеи не заканчивались». Он добавил капризно: «Если мы можем сделать трек немного длиннее, немного интереснее и он от этого не будет хуже, то почему бы и нет?»