Метафорические карты. Руководство для психолога - [43]

Г.: Хорошо. Тогда закончим карточкой для Йони?

Т.: Йони, Йони! Сколько мне хлопот с этим мальчишкой! И знаете, я обвиняю Виктора, что он совсем не хочет мне помочь. Если бы он делал для Йони то, что делает его дед, занимался бы с ним, обнимал, целовал, Йони больше хотел бы быть дома.

Г.: Скажите, а у вас дома тоже есть фотографии папы Йони?

Т.: Нет. Совсем нет. Достаточно одного музея… У меня все по-другому. И я считаю, что это правильно. У меня дома есть границы, у меня нет еды (смеется), у меня чистота, так что все его игрушки у бабушки. Но в его новой комнате – хорошая мебель, лучший компьютер! Конечно, все друзья живут возле школы, но я готова когда-нибудь позвать к нам мальчиков, подвезти их. Может, на его день рождения? Хотя все равно бабушка устроит его лучше, и друзьям его удобнее туда прийти… Так какая же карточка для него? Нужно что-нибудь маленькое, незащищенное, но и такое, как бы сказать… Вот как для старушки я выбрала льва, так и для этого малявки надо найти что-то, чтобы показывало, как он нами всеми крутит… Вот эта подходит тем, что он – между (Приложение 4, рис. 4.13). Между одним домом и другим. Не дает мне обрубить эту связь. Нине уже бабушка с ее музеем не нужна. Да бабушка и сама Нину отпустила. А Йони все еще там. Она его крепко держит. Да. Это окно – это Йони. Драгоценный, потому что он – сын Йоси… Висящий между нами.

Талья откинулась на спинку стула.

Т.: Я устала. Это было нелегко. Спасибо.

Двери хлопают

Какой набор карточек выбрать для того или иного случая? Задаваясь этим предполагаемым вопросом, я припомнила случай из недавней практики.

Был такой спектакль – «Двери хлопают». Про что – я точно не помню. А название всплыло в памяти, когда я слушала рассказ мамы двух моих маленьких пациенток. В ее рассказе двери открывались, закрывались, распахивались с треском, захлопывались с такой силой, что стены сотрясались, так что не нужно было много думать, чтобы предложить рассказчице использовать «дверные» карточки для организации ее запутавшего меня повествования.

Впрочем, посвящу читателей в детали этого случая. В конце августа, прямо перед началом учебного года город, в котором я живу и работаю, подвергся ракетному обстрелу. Парадокс влияния ракетных обстрелов на детей заключается в том, что самих ракет мало кто боится, да и мало кто от них пострадал физически. Зато многие боятся сигнала тревоги, мерзкой заунывной устрашающей сирены, накрывающей город пеленой ужаса, мгновенно его опустошающей, совершающей с ним непонятное превращение. Сирены, взволнованность родителей, иногда их излишне истеричное поведение во время обстрелов – и, как результат, огромное число обращений к психологам после каждой порции ракетных атак. А тут еще и прямо перед первым сентября!

Среди многих обращений было и обращение по поводу девочки Ноа. В школе сообщили: хорошая девочка, перешла в третий класс, в прошлом году избрана в школьный совет от младших классов, учится хорошо, подружек много, в параллельном классе учится ее сестра-близнец, девочки очень похожи, но у сестренки – большая родинка на лице, так что их легко различить. С просьбой направить дочь к психологу обратилась мама, описывающая поведение девочки дома, разительно отличающееся от поведения в школе. По словам матери, Ноа не соглашается выходить из защищенной комнаты (домашнего бомбоубежища) и ночевать в своей комнате, более того, она требует, чтобы и мама и все четверо детей спали в бомбоубежище, и добивается своего криками и плачем. Ноа не отпускает маму в туалет, требует, чтобы та оставляла дверь в туалет открытой.

На встрече с Ноа я знакомлюсь с красивой, крупной, физически сильной девочкой с хорошей речью и способностью к самовыражению. Однако ее поведение в присутствии матери разительно отличается от поведения «один на один». Передо мной две Ноа: одна – противная капризуля, другая – сотрудничающая, разумная девочка. Прошу Ноа нарисовать место, где она чувствует себя абсолютно защищенной, и, к моему удивлению, получаю рисунок класса. Ноа подробно и любовно рисует каждый стол и стул, подписывает имена детей, изображает их школьные рюкзаки, висящие на спинках стульев, подробно рассказывает мне, какие плакаты и таблицы развешаны на стенах в ее классе. Разумеется, такой выбор заставляет задуматься. Обычно дети выбирают свою комнату, свое место возле компьютера, кровать, родительскую спальню, очень часто – воображаемое место на берегу моря или что-то из приятных воспоминаний поездок с родителями в парки, иногда – автомобиль, в котором вся семья отправляется на отдых. Однако выбор места, никак не связанного с домом и родителями, которые по определению должны защищать, явно наводит на мысль, что не все в порядке «в датском королевстве». С этим вопросом я и обращаюсь к матери.

А дальше от встречи к встрече я слышу от нее фрагменты семейной истории, которые никак не складываются в моей голове в целостную картину, а вызывают то самое впечатление постоянно хлопающих дверей, с которого я и начала свой рассказ.

Г.: Михаль, я хочу остановить вас и попытаться понять, что же все-таки вызывает у Ноа, а теперь уже и у ее сестры Авиталь их тревоги и страхи. Когда я вам рассказала, что Ноа в качестве места, где она чувствует себя абсолютно защищенной, выбрала свой класс, вы заплакали. Слезы так и брызнули у вас из глаз, настолько это сообщение было неожиданным и болезненным. До этого, когда я спрашивала вас о возможных стрессах, которые перенесли дети, кроме ракетного обстрела, вы сказали, что дома все в порядке, хотя два года назад вы расстались с папой девочек. На прошлой встрече вы рассказали, что расставание ваше было очень болезненным и сопровождалось ссорами, взаимными обидами, битьем посуды. Однако сейчас дети регулярно встречаются с отцом, и вы не видите никаких особых проблем в их взаимоотношениях.