Метафизика любви - [154]

Шрифт
Интервал

Связь между содержанием ценностноответной установки и мотивирующей ее ценностью, с одной стороны, возникает сама по себе, а с другой - имеет характер долженствования. Объекту, наделенному высокой ценностью, опять-таки при условии, что его ценность действительно понята и что установка мотивируется исключительно ценностью, с необходимостью дается иной ответ, чем иерархически более низкому объекту. Если кто-то понял «Севильского цирюльника» и «Девятую симфонию» в их истинном содержании и дает ценностный ответ, то не может быть, чтобы он не восхищался несравненно больше «Девятой симфонией» и «логос» восхищения качественно не отличался в том и другом случае.

Но помимо такой необходимой зависимости «слова» ценностного ответа от ценности соответствующего ответа, здесь существует также отношение долженствования. «Девятой» следует дать другой ответ. Любому объекту, наделенному подлинной ценностью, причитается адекватный ответ, и чем выше объект, тем «больше» соответствующий ответ должен заключать в себе восхищения, восторга и т. д.

В нашем контексте, однако, прежде всего важно понять, что зависимость качества и силы ценностного ответа от ценности объекта имеет решающее влияние на нравственное достоинство ценностного ответа. В нашей книге «Христианская этика» мы также показали, что вопрос о том, является или нет ценностный ответ носителем нравственной ценности, связан с тем, какие ценности в объекте, к которому он относится, мотивируют его. Это должен быть такой тип ценностей, который мы в качестве нравственно значимого противопоставляем нравственно незначимым ценностям. Кроме того, мы показали, что высота нравственно значимых ценностей, на которые дается ответ, существенно влияет на высоту нравственного достоинства соответствующего ценностного ответа. Поскольку любовь является ценностным ответом, то и здесь существует связь между «словом» любви и мотивирующей её ценностью. Но мы отвлекаемся здесь от отношения долженствования и сосредоточиваемся на необходимой связи между словом любви и воспламеняющими ее достоинствами любимого человека. Наш вопрос звучит так: какое влияние оказывают ценности, мотивирующие супружескую любовь, на нравственное достоинство любви?

Мы видели, что супружескую любовь не всегда мотивируют нравственно значимые ценности. С другой стороны, как мы уже видели, нельзя отрицать, что нравственное отличие любви Леоноры к Флорестану от любви Дмитрия Карамазова к Грушеньке обусловлено также ценностями, мотивирующими ту и другую любовь. Качество и глубина любви, которые существенным образом зависят от мотивирующих или пробуждающих любовь достоинств, имеют решающее значение и для нравственного достоинства любви.

Целостная красота индивидуальности, как мы видели, является той ценностью, которая пробуждает любовь. Но мы также видели, что она всегда связана с определенным семейством ценностей. «Антифоном» этой целостной красоте могут служить нравственные, интеллектуальные, витальные или другие ценности, и те ценности, которые являются ее антифоном, и оказывают решающее влияние на качество, глубину любви и на то, в какой мере она будет носителем нравственной ценности. Таким образом, становится ясно, что, поскольку в любви Леоноры к Флорестану антифоном целостной красоте последнего служит нравственное благородство и душевное величие, ее любовь также обладает нравственной значительностью и благородством, которые отсутствуют в любви Дмитрия к Грушеньке, так как антифоном целостной красоте Груше! [ьки служат чисто витальные ценности. И здесь не имеет значения, является ли целостная красота действительной или мнимой. Даже если человек заблуждается в отношении другого, его любовь все равно испытывает влияние ценностей, на которых якобы основана целостная красота любимого.

В какой ценностной сфере находится для любящего любимый человек? В какой ценностной сфере оказывается любящий благодаря своей любви?

Все это оказывает решающее влияние на качество и глубину любви, и если целостная красота связана с нравственно значительными ценностями, то это также становится и источником нравственного достоинства любви.

Всякая любовь между полами, в которой нравственные и особенно нравственно-религиозные ценности служат антифоном целостной красоте, является носителем ярко выраженного нравственного достоинства - и чем возвышенней нравственные ценности, служащие антифоном, тем выше стоит любовь в нравственном отношении.

И даже когда нравственные ценности не служат антифоном целостной красоте, когда они не являются исходным пунктом пробуждения любви, как, например, мы видим это в «Ромео и Джульетте», то все равно они играют значительную роль в качестве фона. Из того представления, которое складывается у нас о другом человеке, невозможно исключить высокие нравственные достоинства. Джульетта предстает перед Ромео в своей чистоте и доброте, так же как и он перед ней в своем нравственном благородстве и преданности.

Также и в этом случае любовь обоих приобретает нравственную ценность на основе составляющих фон нравственных ценностей, хотя и не такую высокую, как в том случае, когда антифоном служат нравственные ценности. Влюбленные встречаются в других ценностных сферах, но при этом не остается без внимания и нравственная сфера.


Рекомендуем почитать
История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.


Бессилие добра и другие парадоксы этики

Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн  Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.


Диалектический материализм

Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].


Самопознание эстетики

Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.


Иррациональный парадокс Просвещения. Англосаксонский цугцванг

Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.


Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений)

Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.