Метафизическое кабаре - [18]

— Я тебе помогу.

— В такую погоду? — Агнес недоверчиво сощурила кошачьи глаза.

Они отправились в гладильню.

— Тебя мне Бог послал, — Агнес показала на копны мятой белизны. — Cara mia, — в возбуждении она путала французский с родным итальянским, — когда ты соскучишься, я тебе спою, — она поставила Мари к столу и наделила дымящимся утюгом.

Они развешивали еще влажное, горячее белье на террасе. Оно белело от солнца, трещало, когда его складывали в бездонный шкаф. Агнес выпытывала Мари о Париже, модах, любви. Любит ли она Жюльена? Поселятся ли они вместе? Болтовню прервал звонок. «Полшестого, заканчиваем! — скомандовала Агнес. — Пошли в часовню».

Они катались, скользя по вощеному полу. Хихикали украдкой, чтобы кто-нибудь их не услышал. Агнес забралась на алтарь, как на любимый забор. «О sole mio! — затянула она. — Это самая веселая песня, поэтому я пою ее Иисусу», — она зажгла свечи. Они отправились в ризницу приготовить сосуды и вино для вечерней мессы.

Утром Мари разбудил стук. Она вскочила с кровати. За дверью не было Жюльена. Привратник будил всех, стуча в колотушку.

После завтрака она гладила с Агнес. В перерыве навестила Жюльена. Он отдыхал по другую сторону стены. Лицо прикрыл соломенной шляпой. Снял рубашку. «Эй, эй! — Мари толкнула его ногой. — Не спи, работник!»

Он поймал ее за ногу. Опрокинул на траву. Щекотал стебельком под блузкой. Она громко рассмеялась. Он прикрыл ей рот: «Тссс, тебя вышвырнут из монастыря».

Он играл ее волосами. Она закрыла глаза, все снова было хорошо. Ей захотелось прижаться к нему. Острая трава коснулась ее шеи. «Я привязал тебя волосами к траве, — его рассмешило удивление Мари. — Сейчас ты ответишь на мои вопросы, — он задумался. — Собственно, у меня нет никаких вопросов. Не пытайся встать, ты вырвешь траву на всей лужайке, все срослось корнями», — он лежал грызя веточку.

Мари расплела косички. Притворилась обиженной. Жюльен встал.

— Прости, что ты порезалась, — он не казался расстроенным. Отвернулся от нее, замешивая раствор. Ей следовало уйти. Она беспомощно оглянулась.

— Ты куришь? — она заметила окурки, разбросанные у стены.

— Это швейцарские семинаристы, приехали на уик-энд. Дымят здесь, в монастыре нельзя.

— Ты не любишь откровенничать, а все-таки рассказал обо мне дьякону.

— Я рассказывал ему о себе. Может, ты — часть меня.

— Приятно это наконец слышать.

Он подошел к ней:

— Хочешь поругаться?

— А ты хочешь любить? — она запустила руку ему в брюки.

— Я хочу быть один.

Она вернулась в гладильню и расплакалась. Агнес плюнула на утюг, опустила его на подставку.

— Что случилось? — обняла она рыдающую Мари.

— Я не могу так больше. Мы собирались пожениться. Разве можно человека бросить после пяти лет, без причины, потому что что-то в голову взбрело? Может, у него кто-то есть? Я знаю, я истеричка, это стыдно, — она закрыла лицо.

— Не стесняйся. Я тоже такая, всегда слишком сильно переживаю. Жюльен тебя любит, но… ты не подумала, что не выиграешь у Христа?

— Что? — Мари перестала плакать.

— Может, у него действительно призвание, — Агнес подала Мари свежевыглаженную скатерть, чтобы утереть слезы.

— Он не ханжа! — крикнула Мари. — Прости, я хотела сказать, что он не религиозный. Нет, это абсурд!

— Мари, для Бога нет ничего невозможного. Со мной получилось похоже. Я навестила брата в семинарии. Жалела его, ведь он лишился стольких радостей. Мы попрощались, и вдруг я поняла, что мне некуда возвращаться. К своему парню? В семью, в школу?

— Ты решила все за один день?

— Не я решила. Кто-то более мудрый. Теперь я это вижу. Тогда я не задумывалась, выбрать кларистский или норбертанский. В Риме столько орденов. Я попала в Льва Иуды. Я могла бы создать семью и все равно остаться здесь: устав позволяет. Но я одна и жду пострига. Насколько я понимаю в людях, Жюльен выбрал духовный путь. Я с ним не говорила, но догадываюсь, что он чувствует. Он торгуется с Богом, но Бог его не отпустит. Мало призванных к святости.

— К святости? — Мари послышалась в голосе Агнес экзальтация.

— Я тебе кое-что скажу. Это о Жюльене, значит, я должна тебе сказать. Я молилась в часовне. На коленях, головой в пол. Ко мне пришел Иисус. Точно, он. Я не посмела открыть глаза. Согрешила стыдом и ложной кротостью. А может, и сомнением, что, если взгляну, он исчезнет? Неважно, трудно объяснить это тому, кто сам такого не пережил. Во время молитвы я поняла, почему Жюльен приехал в нашу общину. В нем есть святость, превосходящая грех. Мы все набожны, и в этом нет нашей заслуги. Но мы всего лишь призванные. А он — избран. В нем есть сила и покой. Он станет гордостью нашего ордена. Мари, люби его так, как любит Бог. Вот настоящая любовь. Дай ему свободу. Бог вознаградит тебя. Если суждено тебе мирское счастье, ты встретишь его.

Трапезная светилась в сиянии семисвечников. Огоньки субботних свеч плясали вместе с хороводом празднующих. Они склонялись влево, подчиняясь внезапному дуновению, подпрыгнув, поворачивали вправо, подавались вперед. Агнес втянула Мари в круг танцующих монахинь. Мужчины танцевали в другом хороводе, с дьяконом. Под звуки фортепьяно они распевали хасидские мелодии. Жюльен поклонился ей. Это могла быть фигура танца. Мари остановилась у дверей. Выскользнула в коридор, ведущий в часовню. Она ни о чем не думала. Ничего не чувствовала. Время растворилось в темноте. Раздался треск фитиля зажигаемой свечи. Привратник освещал себе дорогу в ризницу. Заметил съежившуюся на скамейке Мари.