Месяц как взрослая - [46]

Но вот карточка была готова, и восхищение улеглось. Такое происходило в последние годы с каждым ее рисунком. Еще не высохшие работы она видела такими, какими хотела их видеть. Когда же творческий пыл угасал, Силле смотрела на рисунок с разочарованием: «Ах, не получилось! Я просто ничего не умею. На следующий год запишусь в танцевальный кружок».

— Задается! — говорили ей в глаза участники изокружка и за глаза тоже.

Бесконечно терпеливый Пророк Муз хвалил ее и продолжал учить рисовать.

Но Силле считала: если человек не может рисовать так, чтобы у того, кто смотрит, становилось на душе приятно, чтобы у него появилась тоска по хорошему, красивому и совершенному, как, например, перед акварелями Рейбаса, картинами Ра́йди или графикой Юриса, то пусть и бумагу не марает. Пускай и дальше иллюстрирует школьную стенгазету. А ходить в изокружок? Что ж, человеку ведь нужно чем-то заниматься. Но пусть этот человек и не помышляет сравнивать свои поделки с произведениями Рейбаса и Райди. И к следующей осени пусть присмотрит себе новое занятие.

Так Силле решила.

Силле сидела за столиком, зажав губами кисточку. Первые четыре карточки она отложила в сторону с мыслью, что эти жалкие, детские рисуночки придется потом переделать. Перед ней была пятая карточка, которая должна была указать за столом место какой-то двадцатилетней девушке, студентке.

А солнце тем временем уже прошло свою третью четверть пути. Уже лучи его трепетали в листьях липы, на подоконнике и готовились заглянуть в комнату.

«Уже?! — удивилась Силле. — Скоро вечер, а сделано так мало».

За окном что-то зашуршало, затем показался целлофановый пакетик с клубникой, привязанный к рогульке. Пакетик никак не соскакивал с палки на подоконник. Его осторожно стряхивали.

Муж тетушки Тийны? Или сама тетушка Тийна? Вернулись с огорода… Или сынишка Метсов?

Силле сняла с бельевой палки пакетик и выглянула за окошко.

Индрек!

— Ты разве не на соревнованиях? Почему?

— Как почему? Маме сегодня первый раз разрешили прогулку во дворе.

— Выздоровела? Ой, Индрек! А я и не знала!

Улыбающиеся глаза Индрека стали серьезными.

— А что ты вообще знаешь обо мне или… хочешь знать? Ну, ладно. Пойду варить варенье, пока не забыл, как это делается. Сегодня собрал с грядок первый урожай.

Он помахал рукой и, держа раздвоенную бельевую палку, как Нептун трезубец, направился длинными шагами к подъезду.

— Индрек!

Он остановился.

Силле держала в руке пакетик с клубникой.

— Спасибо!

Индрек улыбнулся.

Силле отступила от окна в комнату. Теперь крикнул Индрек:

— Слушай, если это не секрет, чем ты там занимаешься?

Силле облокотилась на подоконник и объяснила.

— Хорошая практика! — решил Индрек. — Успеешь к завтрашнему дню?

— Куда там! Хорошо, если справлюсь к воскресенью.

— Ладно, я умею ждать. Тогда я в понедельник или вторник позову тебя с собой. Грядки полны цветов и замечательных ягод. Сегодняшние — это первые. Так что успеем. До свиданья!

— Обязательно пригласи! До свиданья!

Силле снова уселась за стол…

В понедельник, перед работой, Силле направилась прямо на шестой этаж. И рисунки углем, и нарисованный на берегу морской пейзаж, и кое-какие ранние работы она тоже захватила с собой: заодно переживать и волноваться.

Дверь ателье была открытой, и Юта Пурье на месте. Без долгих разговоров Силле разложила перед ней на столе гостевые карточки. Художница начала с интересом рассматривать их. Каждую карточку рассматривала с каким-то особым вниманием. И безмолвно.

И только после седьмой или восьмой карточки сказала:

— Для одного гостя вы нечаянно сделали две карточки.

— Это намеренно. На выбор. И не для одного, а примерно для половины.

Художница подняла голову, внимательно посмотрела на Силле и снова перевела взгляд на карточки.

Для Силле последовала долгая мучительная пауза.

«Сказала бы хоть слово! — просила про себя Силле. — Что ей стоит — одно только слово! Эту карточку она разглядывает так долго… И эту… Но лицо ничего не выдает: нравится или нет? Всего четыре карточки отложила. Неужели другие и впрямь не нравятся? Хотя эта карточка должна пройти. И эта…»

Юта Пурье не спешила.

Наконец — Силле показалось, что прошла вечность, — художница положила на предыдущие пять еще одну карточку, а остальные вернула Силле.

Девчонку обдало холодом.

— Передайте все Эндле Курма. Кроме этих шести. Пусть она сама выбирает из тех, что по две, на свой вкус. Но справились вы хорошо. Молодец! И спасибо!

И тогда Силле развернула бумагу и вынула свои рисунки и акварели.

— Ого! — воскликнула Юта Пурье.

Она поднялась, ловким движением раскидала на полу акварели и рисунки, и снова для Силле наступила напряженная пауза.

— Молодец! — Юта Пурье собрала рисунки и вернула Силле. — Кем вы хотите стать?

— Пока не знаю.

— Красками, как мне кажется, вы владеете.

Глаза у Силле округлились и губы задрожали.

— Что вы имеете в виду?.. — Взгляд ее отыскал возле окна городские пейзажи Юты Пурье. — Но у меня… Я же не умею так! — выпалила она наконец.

— Готовым мастером никто не родится. Задатки у вас есть, и если еще хватит трудолюбия… Чего же больше? Точная специальность? За время, какое остается у вас для решения, прояснится и она. А в отношении института, где эту специальность приобретают… Будете готовиться, примут. Я не сомневаюсь.