Месяц как взрослая - [39]

— Меня Мерле не приглашала, — сказала Силле. — До свидания!

Торопливо, не оглядываясь, она заспешила прочь.

Только в дверях Дома искусств Силле оглянулась. Индрек и Нийда с Воотеле не пошли за ней.

Вошедшему с улицы выставочный зал казался полутемным. В нем, кроме группы грузинских туристов, было всего несколько посетителей: какой-то бородатый молодой человек в очках, женщина с девочкой и престарелая пара.

Силле освободилась от напряжения и направилась к задней стене зала. Тут висели картины Рейбаса «Тихое море» и «Излучина реки». Уже третий раз приходила Силле на эту выставку из-за этих двух акварелей.

Какая необычная вода! Просвечивает до самого дна. Даже песок виден, если вглядеться. Никакой ряби. Хотя вон там вода вроде бы колыхнулась от крыла пролетевшей чайки. Тишина. Безмолвная, безветренная тишина. Покой.

Забыв обо всем, Силле разглядывала в едва различимых желтовато-серых и беловато-голубых тонах море и зеленоватую речную воду. И как же удается человеку нарисовать так воду — всего лишь кисточкой, мокрой акварельной кисточкой. С помощью какого волшебства художник создал эту воду и это небо? Глянешь на этот светящийся простор и кружится голова — такая беспредельность. Хотя знаешь: тут, под этим едва видимым слоем краски, всего-навсего бумага, непросвечивающаяся, плотная белая бумага.

Какой великолепный мастер этот Рейбас! Вот если бы так уметь! Хотя бы только малую малость!

Тогда бы помчалась домой и нашла бы краски. Тогда на первом же занятии художественного кружка сама разложила бы свои работы перед Пророком Муз, без вопросов и напоминаний…

Но для этого надо родиться художником.

Экскурсия подошла к акварелям Рейбаса. Силле повернулась, чтобы уйти, но оказалась лицом к лицу с фабричной художницей.

Юта Пу́рье еще в дверях заметила Силле в глубине зала и подумала, что надо будет отдать ей часть только что купленного в киоске рисовального угля. Но Силле стояла перед картиной как завороженная, и художница тогда не стала мешать ей.

— Нравится Рейбас? — спросила Юта Пурье.

— Особенно вода и небо.

— А самой удается море?

— Мне? — покраснела Силле. — Ну что вы, я бы не смогла, — пробормотала она.

— Надо попытаться. Интереса ради. Не море, так деревья, лес, природу надо писать.

Юта Пурье разрезала ногтем коробку с углем, взяла оттуда несколько палочек, завернула их в бумагу и протянула Силле.

— Можно было бы попробовать что-нибудь ими нарисовать, — сказала она и добавила: — Просто так. А когда будет готово, вместе посмотрим, что получилось.

«Ну что ж, от нечего делать можно попробовать, — думала по дороге домой Силле. — И раньше случалось без учительского задания кое-что рисовать».

Захватив с собой краски, бумагу, бутылку для воды, Силле отправилась к морю. Небо прояснилось, люди высыпали на улицу. На каждой скамейке кто-то сидел, Силле пришлось уйти очень далеко, чтобы найти место, где никто не мешал.

Чем дальше она шла и чем больше смотрела на синевшую рядом спокойную гладь воды, тем сильнее было искушение самой нарисовать море таким же глубоким и небо таким же высоким, как у Рейбаса. С каждым шагом укреплялась надежда, что она это сможет, росло нетерпение взяться за дело.

Наконец она увидела впереди на безлюдном берегу плоский камень и почти побежала к нему.

Быстро увлажнила лист бумаги, развела краску, и кисточка заскользила по белой поверхности, обращая ее в море и небо.

Первый скомканный лист полетел на землю. Через некоторое время второй. Третий оставался нескомканным чуть дольше. Но и его постигла участь предыдущих листов.

Силле сунула кисточку в бутылку с водой, подтянула колени к подбородку и мрачно уставилась на море.

«Ну ладно! — сказала она наконец себе. — Один-то рисунок ты должна сделать. Какой бы он ни получился».

Под вечер, вернувшись не в настроении домой, она сунула альбом в стол и даже не глянула на свое море.

27

Поздним вечером, когда Силле дописала письмо родителям и положила его вместе с газетной вырезкой в конверт, звякнул дверной звонок. Силле засомневалась, не ослышалась ли она. Прислушалась, больше не звонили. Но в коридоре за дверью вроде бы кто-то был.

Силле побежала и открыла дверь.

С нижней площадки на нее смотрел оторопело улыбавшийся Индрек.

— Ах, ты все-таки дома! У меня… ну, эти… как их — спички кончились, — сказал он, поднимаясь по лестнице. — Хотел вскипятить чай. Если есть, дай взаймы?..

Силле принесла коробку спичек и подала Индреку.

— Спасибо! — сказал он, но уходить не уходил.

— Не стоит! — ответила она.

Индрек вертел коробок.

Силле поправила носком туфли коврик для ног.

— Вот ведь, — говорил Индрек, — ужасно захотелось чаю, а как его вскипятить, если нет спичек.

— Бывает, — вздохнула Силле. — У нас так часто с солью, не заметишь, как она вся вышла…

— Я завтра верну тебе спички, — пообещал он.

Индрек не спешил уходить, несмотря на свое большое желание вскипятить чай.

— Не надо возвращать, — сказала Силле. И хотя она подумала, что теперь пора бы и распрощаться, но тоже не уходила.

Индрек подкидывал коробку со спичками и вскользь бросал на Силле беглые взгляды.

Силле опять подвинула ногой коврик и не сводила глаз с носка туфли.