Место преступления - [10]

— Будем надеяться, что на этот раз ей хватит ума выйти замуж, — сказал отец Джеймса.

Но в целом, если не считать этого события, семейство Файфилдов потеряло интерес к Мирабель. Их не могло не задевать, что Мирабель, получившая все, чего жаждала: сначала доступ в Синдон-Лодж, а затем и сам Синдон-Лодж, утратила всякий интерес к ним. Джеймс слышал, как мать сказала, что все это выглядит так, словно Мирабель наговорила лишнего, живя у них: слишком открыто демонстрировала истинные свои желания — а теперь, когда они удовлетворены, старается как можно меньше общаться с теми, кто слышал ее излияния. Но Файфилдов это вполне устраивало, ибо любое появление Мирабель неминуемо влекло за собой неприятности и домогательства.

Лето выдалось более сухим и жарким, чем прошлое, и урожай ягод и фруктов был исключительно богат. Но в этом году не было тети Джулии и некому было бросать саркастические взгляды на корзинки с малиной. Дурман обыкновенный — datura, колючие яблоки — тоже не объявился в саду у Файфилдов, да, надо думать, и нигде в Грейт-Синдон. «Случайный гость», как было сказано о дурмане в справочнике дикорастущих растений Британии, он таинственным образом ушел в землю или перебрался в какой-то укромный уголок в дальних лугах.

Но если бы дурман и появился, для Джеймса он уже утратил всякое очарование. В июне ему исполнилось тринадцать, и он чувствовал себя безмерно повзрослевшим — не просто на один год, как прошлым летом. Прежде всего, он вырос на шесть дюймов, «вымахал», как выразилась его мать, так сильно, что порой малознакомая, высившаяся в зеркале фигура внушала ему чуть ли не тревогу. С невероятным удивлением оглядывался он назад, на ребенка, каким был недавно, ребенка, который готовил в кастрюльках отвары из ядовитых плодов и листьев, держал в клетке белых мышей и разводил гусениц в коробке́. Он перешел в подростковый возраст и больше ребенком не был.

Может быть, его рост и стал непосредственной причиной драмы, — «худшего дня моей жизни», как выражалась Розамунда, — а может, дело было в том, что миссис Ходжес попала к хирургу под нож, а может, то обстоятельство, что Женский институт, вопреки заведенному порядку, перенес встречу со вторника на среду. Причиной могло стать любое их этих обстоятельств, хотя, главным образом, случилось это со всей неотвратимостью потому, что Мирабель была тем, что она есть.

Обитатели фермы Юз-Холл очень мало знали о ее образе жизни, поскольку почти никогда с ней не виделись. Для Элизабет Файфилд известие, что миссис Ходжес подолгу сидит с Оливером или же берет его к себе домой, стало полной неожиданностью. Сообщила ей об этом дочь миссис Ходжес, которая тогда же сказала, что ближайшие три недели ее мать проведет в больнице в связи с операцией гистерэктомии, да и потом бог знает сколько времени еще будет приходить в себя. Мирабель предстоит поискать себе няню в каком-нибудь другом месте.

Значит, искать она ее будет, ясное дело, у Файфилдов.

Возникнув у них на пороге с Оливером в одной руке и тяжелой корзиной с покупками в другой, она приветствовала Элизабет обворожительной, но неуверенной улыбкой. Все было, как в прошлом году, вот только Оливер стал маленьким мальчиком — перестал быть младенцем. У Джеймса начались долгие летние каникулы, поэтому он был дома и слышал, как гостья горестно вздохнула и пустилась извиняться за то, что надолго их «забыла». Дело в том, что она обручена, собирается замуж. Элизабет, наверное, не знала?

— Надеюсь, ты будешь очень счастлива.

— Из Гилберта получится прекрасный отец, — сказала Мирабель. — Когда я сравниваю его с этим инфантильным олухом, с этим безмозглым Фрэнсисом, меня просто смех разбирает… да ладно, что было, то прошло… В общем, Элизабет, дорогая, я пришла просить вас вот о чем… Как вы думаете, Джеймс и Розамунда могут понянчить Оливера и выручить меня? Я уплачу, сколько положено, буду платить, как платила миссис Ходжес. Потому что это такой ужас… я никуда не могу пойти со своим женихом, и как раз завтра у меня знакомство с его родителями. Не могу же я взять ребенка возраста Оливера на званый обед, верно?

— О Розамунде и речи быть не может быть, — сказала мать Джеймса без всякой теплоты в голосе. — Ей всего одиннадцать, и я не могу допустить, чтобы она отвечала за Оливера.

— Но Джеймс вполне справится, правда? Джеймс теперь такой высокий, он выглядит как взрослый. И Джеймс, в любом случае, всегда был потрясающе ответственным.

Его мать оставила эту реплику без внимания. И издала один из тех вздохов, которые у кого-кого, а у Джеймса напрочь отбивали охоту просить о чем-то еще. Но не такова была Мирабель.

— Ну только один разок — завтра! Начиная с послезавтра, я буду сидеть дома, как примерная мамочка, а через месяц миссис Ходжес вернется. Только с семи… до, скажем, одиннадцати самое позднее.

— Я сама побуду с Оливером, — сказала мать Джеймса.

Заверения Мирабель ничего не стоили, и, вместо того чтобы сидеть дома с Оливером, она появилась на ферме Юз-Холл три дня спустя, чтобы подбросить им мальчика — на этот раз чтобы отправиться за покупками с матерью Гилберта. Отсутствовала она четыре часа. Оливера стошнило — он объелся ирисками, которые нашел в комнате у Розамунды, вырвал с корнем шесть комнатных растений и оборвал с них все листья, прежде чем Джеймс застал его за этим занятием.