Место под облаком - [15]
…Сам не понимая зачем, Степанов заехал на деревенское кладбище.
Четверо рослых парней в синих комбинезонах рыли около березы две могилы. Тесовые кресты прислонены к стволу. Рядом давешняя пара свежих могил.
Один медленно подошел к машине, сам открыл дверцу.
— Чего надо? Кто такой?
— Я врач. Моя фамилия Степанов.
— А! — скупо улыбнулся могильщик. — Тогда ладно. Ну а надо-то чего вам тут?
— Кого хоронят?
— Да этих придурков, братьев Зеленцовых. Опились до смерти. До чего же надоели всем! Воры и бездельники. Силы, как у цыплят, а чуть выпьют, лезут в драку. Друг с другом ухватами да коромыслами махались.
— А что так рано хороните? Разве у них нет родственников? Вроде умерли-то утром, днем. Почему такая спешка?
— А мы по-мусульмански, — хохотнул могильщик. — Родственники? Откуда? Безродные они. А кто был, уже тут лежит. А если сестричка нарисуется за наследством, ну мы ей тыщонку за развалюху дадим, она будет счастлива по самую… Так вот, господин Степанов.
— Бренность, бренность… — тихо пробормотал Степанов. — Мементо мори. Дозис леталис минималис…
— Чего? — спросил могильщик.
— Мементо мори. Это латынь.
Могильщик слегка наклонился, нахмурился:
— В каком смысле?
— Так говорили древние. Помни о смерти. Мементо мори.
— А еще? Ты чего-то там про дозу вроде?
— Про дозу? Это переводится как минимальная смертельная доза.
— Да? Дельные пацаны были эти древние. Даже они уже понимали: будешь помнить о смерти — будешь жить. И про дозу конкретно! Только чуть-чуть.
Степанов с удивлением посмотрел на парня:
— Оригинальное у вас умозаключение. Парадоксальное, надо отметить.
— А чего такого? Будешь жить дуроломом, не по понятиям, тебе конец. А если прилично, помнить о смерти, то и бояться ее нечего. Вот эти, которых зарывать будем, разве помнили о смерти? Сами же себя зарыли. Они не хотели жить.
— Я все же не совсем понимаю, — сказал Степанов, — а как же прокуратура, вскрытие?
— Звонили уже из районки. Ты — Степанов? Твои же заключения на обоих жмуриков есть. Что еще надо? Кто будет вскрывать эту падаль? Да у нас тут это и не принято.
— Вон оно что… Не принято, стало быть. Ну ладно, тогда я поехал.
— Подтолкнуть? — странно улыбнулся парень.
— Зачем? Все нормально.
— Это я шучу. Счастливого пути, Сергей Григорьевич.
Парень приветливо помахал рукой. «Какой он статный, породистый…»
Остальные трое могильщиков, опершись на черенки лопат, стояли в напряженных позах и неотрывно смотрели в сторону машины Степанова. «Как похожи. Братья, что ли?»
Парень обернулся, махнул им рукой:
— Отбой! Все в порядке. Это свой.
«Свой, значит, — подумал Степанов, слегка удивляясь собственному спокойствию. — Свой? Но я же ни в чем не виноват, какой я вам свой? Какое я имею отношение ко всей этой чертовщине?»
Нижняя, по задам деревни, совершенно дурная дорога вывела к завалившемуся строению, видимо, сараю.
Из-под драночных пластов, лежавших шалашиком на земле, сочился дымок. Пахло печеной, подгорающей картошкой.
Степанов остановился.
Из-под мусорной крыши, опираясь на деревянные брусочки с ручками, на удивление резво выползла безногая миниатюрная старушка: опрятная синяя телогрейка расстегнута, белые волосы собраны в аккуратный плотный пучок, на шее свободно повязан розовый платок с синими цветами, неожиданно чистый, вроде бы даже глаженый. Старушка улыбалась крупными, неестественно белыми зубами.
Степанов отметил: взгляд ясный, вполне осмысленный; значит, нормальная. Светлые глаза со следами былой синевы, не по-старчески пухлые губы. Только личико маленькое, остренькое, темно-морщинистое, как кончик копченой колбасы.
Старушка подскакала к открытой дверце машины:
— Те-те-те?
— Здравствуйте, бабушка, — сказал Степанов.
И вышел из машины, уселся на траву обочины.
— Те-те, — кивнула старушка. — Те-те.
— Те-те, — кивнул и Степанов. — Понятно. У меня еда есть. Надо еды?
Бабушка отмахнулась:
— У меня все есть. Хочешь картошки?
— Картошки? Нет. Я сыт. Как вас зовут?
Бабушка пожала плечами:
— Те-те.
И скосилась, и почти кокетливо поправила платок на плечах, аккуратно распластав, пригладив его широкие концы к груди.
Степанов с сожалением вздохнул:
— Те-те да те-те. Что это значит? Таких имен не бывает. Мне говорили, что вас зовут бабушка Тятя. Может быть, Катя?
— Всякие бывают, — сказала бабушка. — А вот скажи-ка мне, мил человек, чего ты весь такой исхудавший? Аль болеешь чем?
— Я от природы такой. Астеник.
— Сетеник, да, сетеник, сетеник. Нет, ты ничем не болеешь, это просто не в коня корм, родимый. Я все вижу. Только скоро заболеешь.
Степанов заскучал. «Ну вот, очередная юродивая, предсказательница, а то и целительница, колдунья черно-белая. Сейчас начнет голову морочить какой-нибудь чепухой, деньги выманивать. Почему последнее время их развелось так много?»
— Чем я заболею? И почему?
— А потому что пищу стал кушать нехорошую. И теперь скоро все у тебя будет болявое, соки потеряешь, потом глазами ослабеешь. Суслючка твоя сморщилась.
— Какая еще суслючка?
— А там, под сердцем, кругленькая такая, обычно она мягкая, а у тебя сморщилась почти.
— Под сердцем? Там ничего нет, разве что поджелудочная железа. Но она совсем не круглая.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Каково это – работать криминальным журналистом? Мир насилия, жестокости и несправедливости обнажается в полном объеме перед тем, кто освещает дела о страшных убийствах и истязаниях. Об этом на собственном опыте знает Екатерина Калашникова, автор блога о криминальной журналистике и репортер с опытом работы более 10 лет в федеральных СМИ. Ее тяга к этой профессии родом из детства – покрытое тайной убийство отца и гнетущая атмосфера криминального Тольятти 90-х не оставили ей выбора. «Записки криминального журналиста» – качественное сочетание детектива, true story и мемуаров журналиста, знающего не понаслышке о суровых реалиях криминального мира.
Как стать гением и создавать шедевры? Легко, если встретить двух муз, поцелуй которых дарует талант и жажду творить. Именно это и произошло с главной героиней Лизой, приехавшей в Берлин спасаться от осенней хандры и жизненных неурядиц. Едва обретя себя и любимое дело, она попадается в ловушку легких денег, попытка выбраться из которой чуть не стоит ей жизни. Но когда твои друзья – волшебники, у зла нет ни малейшего шанса на победу. Книга содержит нецензурную брань.
«…Вообще-то я счастливый человек и прожила счастливую жизнь. Мне повезло с родителями – они были замечательными людьми, у меня были хорошие братья… Я узнала, что есть на свете любовь, и мне повезло в любви: я очень рано познакомилась со своим будущим и, как оказалось, единственным мужем. Мы прожили с ним долгую супружескую жизнь Мы вырастили двоих замечательных сыновей, вырастили внучку Машу… Конечно, за такое время бывало разное, но в конце концов, мы со всеми трудностями справились и доживаем свой век в мире и согласии…».
Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.
Макс фон дер Грюн — известный западногерманский писатель. В центре его романа — потерявший работу каменщик Лотар Штайнгрубер, его семья и друзья. Они борются против мошенников-предпринимателей, против обюрократившихся деятелей социал-демократической партии, разоблачают явных и тайных неонацистов. Герои испытывают острое чувство несовместимости истинно человеческих устремлений с нормами «общества потребления».