Место льва - [37]
Дамарис сложила бумаги. Воздух внезапно дрогнул от тяжелых ударов. Что-то вдалеке падало и этого «что-то» было много. Дамарис быстро подошла к окну и к своему крайнему изумлению увидела, что новенькие, только построенные дома напротив рушатся. Дома рушились, а она стояла и смотрела. Некоторые дома рухнули почти совсем, а ближайший прямо на ее глазах начал подрагивать, из стен посыпались кирпичи, со стуком ударяясь о землю. Дымоходы таяли на глазах: было похоже, что дом испаряется. Дамарис поежилась: она часто говорила, как позорны все эти современные постройки на скорую руку, и вот теперь ее мнение полностью подтверждалось. Она смотрела на картину разрушения даже с легким удовольствием. Непрофессионализм был отвратителен. Если у дома нет каркаса, как же ему не упасть? У этих строителей просто не было профессиональных знаний, а в конце концов только они и имеют значение. Она знала… внезапный страшный шум рухнувшей крыши отвлек и оглушил ее. Она вернулась обратно к столу. «Счастье, — лениво подумала она, — что там никто не жил».
Было без пяти восемь. Без всякой связи с предыдущим, как часто бывало в последнее время, Дамарис подумала: «О, я должна ее получить!» Степень доктора философии — сколько же ей пришлось потрудиться для обретения вожделенной степени! Фу! Какая вонь!
Запах, внезапно накативший ужасной волной, почти ощутимо толкнул ее и едва не поверг в обморок. Мелькнула мысль, что это, наверное, как-то связано с новыми домами: может быть, использовали какой-то гнилой материал. Надо что-то сделать: привлечь городской совет. Возможно, внизу будет не так отвратительно. Окна столовой выходили на другую сторону. Надо спуститься и посмотреть.
Но стоило ей сделать первый шаг, как свет в комнате померк. Мрак в мгновение ока поглотил комнату. Перемена случилась внезапно; Дамарис, все еще морща нос от отвратительного запаха, обернулась посмотреть, что за темное облако закрыло небо. Вот тут обморок и надвинулся на нее вплотную.
За окном было… что-то. Через открытое окно в комнату просунулся ужасный клюв. На подоконнике угнездилось самое отвратительное существо, которое Дамарис только могла вообразить. У него было два огромных крыла и жуткие красные глаза. И запах. Дамарис смотрела на страшилище с открытым ртом и в отчаянии думала: «Мне это снится». Однако мерзкое видение не исчезало. Оно таращилось на Дамарис, подрагивая крыльями и целясь в нее клювом, будто намеревалось клюнуть. Потом клюв распахнулся, обнажив громадные зубы. Дамарис попятилась, уперлась спиной в стол и замерла. Что-то в ней говорило: «Этого не может быть», а что-то другое возражало: «Так вот же оно». Наверно, она перетрудилась. Это было… это было как круги перед глазами. Оно… о боже, оно двигалось. Оно приближалось… оно… нет, оно влезало в дом! Она не могла понять, как это может быть: окно то ли разбилось, то ли растаяло, то ли еще что, но оно явно стало ближе. Клюв теперь был не более чем в ярде от нее, гигантские кожистые крылья раскрылись уже в комнате. В окутавшей ее вонючей тьме она не могла разобрать, где комната, а где этот кошмар, и отчаянно рванулась назад, кое-как перебравшись через стол. Бумаги разлетелись по полу, книги, ручка — все разлетелось в стороны, когда Дамарис Тиге, впервые за все эти годы не вспомнив о своей работе, вскарабкалась на стол и как-то переползла через него. Чудовище стояло на месте и внимательно наблюдало за ней, только крылья неторопливо раскрывались и складывались. Дамарис как могла скорчилась, бочком пробираясь к двери, нащупывая ручку, отчаянно взывая к Энтони, к отцу, к Абеляру, к Пифагору и опять к Энтони. Если бы только Энтони был здесь! Наконец она ухватилась за ручку; конечно, этот клюв, эти глаза, эта вонь — эта тошнотворная и всепроникающая вонь! — были сном. Она спала, сейчас она окажется за дверью и там проснется. Вот сейчас! Красные глаза алчно взирали на нее. Она вылетела за дверь и с грохотом захлопнула ее за собой.
На площадке она облокотилась о перила и попыталась как-то прийти в себя. Впервые в жизни она отчаянно нуждалась в ком-нибудь, желательно, конечно, в Энтони. Но она сама прогнала Энтони сегодня утром. Тогда в отце. Но отец ее совсем не понимает. Ну хоть кто-нибудь! Лишь бы не один на один с клювастым кошмаром. «Ну я и дура», — подумала она. Как насчет того, чтобы все-таки прийти в себя? И… и что это еще за шум? Она взглянула наверх.
В окошко над ее головой просунулась часть крыла. Раздался скрежет, треск, опять скрежет, крыло исчезло, а на его месте показался зубастый клюв. Дамарис завопила от ужаса и бросилась вниз по лестнице. «Отец! — кричала она. — Отец!» — и тут же увидела отца прямо перед собой в прихожей.
Он безмятежно смотрел на дочь, по-прежнему пребывая в отрешенности, сошедшей на него в последние дни. Дамарис ухватилась за него, что-то бессмысленно бормоча и непрерывно всхлипывая. Она боялась оглянуться и смотрела только на отца: он знает, он понимает, он что-нибудь обязательно сделает, ведь сама она ничего сделать не могла. Но уже через пару минут ей стало казаться, что все эти причитания напрасны. Он все так же отрешенно смотрел на нее и сказал только: «Да, да. Я боялся, что ты ударишься». Видно было, что сами слова дались ему с определенным усилием. Затем, словно освободившись от ее присутствия, глаза его опустели, а голос изменился. «А! — пробормотал он. — А!» — и легонько оттолкнул ее, как будто она ему мешала, подтолкнул назад, к источнику гнили, волной катившейся сверху.
