Место издания: чужбина - [31]

– А ты, бесстыжая твоя рожа, не пытался ко мне ластиться? Не я ли сказала тебе: «Христос с тобой да Богородица, образумься!

Я работника в хозяйстве не держу, чтобы сраму не было, а ты с бесстыдством пристаешь?!»

Повернувшись снова к судье, произнесла с той силою, с какой может возглашаться сама истинная правда:

– Девка я, ваша честь, была весь век девка, девкой и осталась. А он, болезный, до сегодня и не знал, что я ему законной женой прихожусь. Мать я ему, ваша честь, мать, а не жена! Ну, вот ты нас теперь и рассуди по закону. Бог тебя нам послал. Ведь мне-ка надобно его женить, а по закону-то выходит он не вольный.

Тут Матрена, огромная, тяжелая, повалилась на колени перед судьею и дала волю слезам:

– Рассуди нас, батюшка, развенчай! Не за себя прошу, а за него, сыночка моего…

Как буря пронеслась по народу. Почти что в один голос мужики и бабы прогудели:

– Что правда, то правда, ваша честь!

Судья сидел некоторое время без движения, и весь зал продолжал сидеть в мертвом, напряженном ожидании. Наконец судья тихо, не звякнув ни одним кольцом судейской эмблемы, снял ее с себя, встал и почти сердито сказал:

– Садитесь! – И ушел в опустевший кабинет волостного писаря. Писарь теперь дома, там ждет судью обедать… Уже поздно и давно темно на улицах.

Я бы не посмел за ним в эту минуту последовать: положение его становилось настолько серьезным, что только в одиночестве он мог что-то придумать. Но он оставил на столе свою записную книжечку (с выписками из сенатских разъяснений), и я подумал, она ему как раз может понадобиться. Когда я вошел и протянул ему книжку, он, ходя из угла в угол просторного, хорошо обставленного кабинета, курил и, взявши томик, улыбнулся мне и сказал совершенно не на тему:

– Видишь, как некоторые волостные писаря живут? У меня кабинет – каморка, а у него как у губернатора.

Развернувши книжечку, прибавил уже на тему:

– Что же ты думаешь, такое дело доходило до сената? Нет, голубчик, такого дела и сам Соломон рассудить не сможет. Он должен знать наш быт!

Я молчал, не зная, нужен я ему или не нужен. Но он не отпустил меня, продолжая скорее с собой, нежели со мной, говорить:

– Ведь это что ж выходит? Неужели же я должен направлять все дело по инстанции канительной духовной консистории? Ведь это же получается бракоразводный процесс!

Тут он мне вернул книжечку, а сам впереди меня вышел из чужого кабинета и быстрым шагом вошел в зал заседаний.

Надел цепь, взял бланк с печатным заголовком приговора и начал быстро писать.

Писал он недолго. Поднял глаза на все еще объятый мертвой тишиной народ в зале и медленно, отчетливо прочел всего два параграфа решения:

«По указу Его Императорского Величества и на основании (перечень статей закона, разрешающего судить по совести и обстоятельствам дела) Мировой судья Второго участка Змеиногорского уезда (число, год, место судоговорения) постановил: 1. Принимая во внимание, что в деле нет состава преступления, так как незаконность брака Матрены и Герасима Силантьевых не доказана, – дело о мошенничестве прекратить. 2. Уважая старые, укоренившиеся обычаи местного населения, в особенности религиозные предания и традиции, предоставить этим же традициям, как обычному праву, и расторжение брака, в данном случае фактически не существовавшего».

В зале продолжалась та же тишина, что и в момент чтения приговора. Ясно было: люди или не поверили тому, что слышали, или не поняли. Судья захлопнул дело, подозвал к себе старика в темном кафтане и сказал ему:

– Значит, так же, как молились и благословляли на брак, соберетесь в часовне, помолитесь и соборно разведете, как сводили. Но запишете все в ваших книгах, выдадите жениху метрику и тогда благословите молодых на их супружество. Поняли? – спросил он старика-наставника, а когда тот низко ему поклонился, утирая набежавшие на его глаза слезы, судья обратился ко всему собранию: – А если будут какие-либо глупые толки, говорите всем, что мировой судья признал Матрену Силантьеву честной, чистой, непорочной матерью Герасима Силантьева!

Только теперь собравшиеся – а это были все добровольные живые свидетели Матрены – вздохнули общим, шумным вздохом облегчения и радости. Оказалось, что Матрену окружили все, а возле Ефима остались только его близкие да два-три из свидетелей. Все они молча потупились и волком глядели на толпу около Матрены, на ее усыновленного «мужа» и на его красавицу суженую. Матрена на этот раз копной сидела на скамье и молча плакала. От воинственного напряжения она изнемогла, а радость победы закона Божия и закона земного так ее подавила, что она не могла прийти в себя.

…И до сих пор Матрена эта часто грезится мне, как пришедшая из древних времен Женщина – Мать – Сестра, – глава и защита семьи, рода, племени, бывшая, а может быть, и будущая Хозяйка Земли, которая, верю и надеюсь, поможет и современному человечеству стать более человечным…

Спасибо моему новому земляку из Аргентины. Помог он мне, при помощи экрана моей памяти, припасть к истокам родной земли с ее богатырями и богатырицами. И еще раз почуять теплоту сердца редкого человека и идеалиста П. Е. Цвилинского, горячо проводившего в жизнь Судебные Реформы Царя-Освободителя.