Место, где пляшут и поют - [3]

—Морг у нас, как водится, среди отстающих! —констатировала Зоя. —А ведь предупреждали —этот месяц приводим в порядок территорию. Аристарху Марковичу чтобы не краснеть перед администрацией! Или товарищу Гущину нужно отдельное приглашение?

—Господину, прошу заметить, господину Гущину! —возмущенно сказал патолого-анатом. —И, как господин, я настаиваю на отдельном приглашении! А, вообще, некогда —у нас два кило протоколов!

—Протоколы подождут, —возразила Зоя. —В послеоперационной вон люди ждут. Пока живые, между прочим… И ждут только вас! Так что быстренько!

Она повернулась кругом, создав движением бюста маленький смерч, и вышла.

—Все нас ждут… мертвые, живые… —со вздохом заметил Гущин. —Придется идти, коллеги… Следом за Зоей грядет Василиск. А я не хочу, чтобы в нашей келье воняло. Долго выветривается… У Василиска, шкодливого, но преданного зама Аристарха Марковича, действительно был нечеловеческий запах —он обожал дезодоранты. В белом халате и шапочке, в тщательно повязанном галстуке бегал он по коридорам больницы, причем злые языки утверждали, что бежит он в одно и то же место —к заветному баллончику —прыскаться. Это не имело ничего общего с истиной. Василиск бегал оттого, что знал —без него все будет не так. Без его глаза, без остренького носа, без шапочки, галстука, тревожного запаха любое дело пойдет иначе. И оно, в самом деле, бывало, шло иначе, потому что на все Василиск разорваться не мог, и его иногда опережала профсоюзная Зоя, но тогда Василиск непременно приходил вторым. Василиск встретил патологоанатомов на крыльце, и его измученное крысиное лицо с добросовестно выскобленной синевой на щеках озарилось.

—Это я понимаю! —с энтузиазмом завопил он, шныряя по сторонам глазами. —Всем так всем! А то одни крячатся, а другие… Если крячиться, так всем — что, неправда?

— Василиск! — сказал Гущин, грузно сходя по ступеням. — Ты не знаешь, что это риэлтор?

—Сейчас! Я тебе сейчас объясню! —загадочно и весело пообещал Василиск, суетясь и пританцовывая, суча глазами и наваливаясь жидким плечом в попытке сдвинуть неподатливую тушу, чтобы тоже увлечь в нетерпеливый пляс. — Метелку в руки, и…

Юная Светлана, запахивая плащик на скромной груди, спустилась с крыльца, брезгливо оглядела скачущего зама и отвернулась. Огромный двор клиники напоминал Бородино. Толпы людей —медики в белых халатах, посудомойки в синих, выздоравливающие в ватниках поверх полосатых пижам -копошились в сизом дыму, валившем из тысячи мусорных куч. Казалось, мусора от уборки только прибавляется. Шквальный ветер дул со всех сторон, расшвыривая копоть, горящие ветки и обрывки бумаг. Медсестры с озабоченными личиками ловили их, кашляя от дыма. Нежные девичьи руки были красны и выпачканы сажей. С хохотом и прибаутками девушки скребли асфальт облезлыми метлами. Над ними дыбилось черное небо и завывали голые тополя.

— Погодка! — озадаченно заметил Гущин, задирая голову. - Тучи, как у этих… голландцев… или фламандцев, а?

— Засранцев, — подхватил Сундуков. — Как у засранцев. Такой же дурдом, как прошлый раз, когда мы всем коллективом искали ми

ны исламских террористов…

Подбежал отлучившийся на секунду Василиск и преподнес Гущину грабли —ржавые и кривые. На синем лице Василиска было написано, что грабли оторваны от собственного сердца.

— Орудие труда! — гордо сказал он. -Хлесь-хлесь, и в дамки!

Огромный бородатый Гущин с развевающимися на ветру кудрями и ублюдочными грабельками в руках был похож на оперного короля в изгнании. Медсестры покатывались со смеху. Василиск ободряюще хлопал по могучему плечу и гнусно улыбался на все стороны. Гущин сокрушенно осмотрел грабли и сказал:

— Бюджетника каждая тварь обидеть может…

Сундуков получил метлу, и Василиск погнал обоих патологоанатомов к моргу -деревянному покосившемуся домику, притулившемуся по соседству с каменной коробкой склада. Строения разделял узкий коридорчик, кончавшийся ветхим забором. Здесь было особенно мусорно.

И вдруг от центральных ворот, из-за моря голов, из клубов дыма возник флюид, мистический посыл, искра, пронизавшая и заставившая каждого замереть на месте, оборотив и сосредоточив взор. На территорию влетела черная “Волга” и встала как вкопанная. А навстречу ей уже летел Аристарх Маркович, и Василиск тоже летел, взмывая над мусорными кучами как большая белая чайка с синим клювом. А из машины бодро высыпали гости и, поздоровавшись на ходу, тут же уверенно пошли куда-то, подталкивая друг друга и обгоняя, круглые и подвижные, точно связка воздушных шаров. Лица их имели властное, хотя и несколько задумчивое выражение, и были скроены все как бы на один лад —как говорится, и мать не сразу различит —зато одежды их имели такой благородный отлив, какой даже и нынче нечасто увидишь в наших краях, а рубашки блистали ломкой, прямо-таки арктической белизной, так удачно контрастирующей с аспидным колоритом небес. В мгновение ока пересекли они двор и были уже совсем близко от Сундукова. Несмотря на скорость, ни одна мелочь, кажется, не была упущена ими по дороге, ни одно упущение не осталось без внимания. Уверенным взмахом руки кто-то очерчивал вдруг неожиданную перспективу, а кто-то скупым словом так же вдруг удивительно точно называл неназываемое, и диковатый пейзаж словно бы выкристаллизовывался в идеально ясную схему, и сама реальность делалась на миг чуть реальнее. А гости спешили дальше.