Месть вора - [6]

Комяк выволок Косту из-под кустов на открытое место, поправил на нем одежду. Трофим тем временем спешился, присел на корточки рядом и тыльной стороной ладони дотронулся до щеки Костоправа.

– Жар, – зачем-то констатировал он неоспоримый факт. – Довезти бы назавтра.

– Какое назавтра? – встрепенулся Комяк. – Сейчас назад и поедем.

Трофим пожевал, пошевелил бородой.

– Назавтра, – твердо повторил он. – Утресь отправимся. А нынче лошадям надо дать передых. И до темноты не успеть. Было бы ведро, так и ночью бы через парму проехали. А сейчас, – он многозначительно кивнул на серое небо, – еще собьемся с пути. Привал всяко делать придется. Посередь пармы. Да под дождем, не приведи Господь.

Он был прав, и Комяк не решился настаивать. Он притащил из ямы спальник, и они вместе с Трофимом ловко упаковали в него бесчувственного Костоправа. Потом, пока спасовец расседлывал и стреноживал лошадей, самоед запалил в яме большой костер и перетащил из тайги пожитки, улучив заодно момент, чтобы украдкой выкурить «беломорину». Зажевал, словно школьник, скрывающий от родителей свою дурную привычку, запах курева листьями дикой смородины. Но чуткий нос спасовца тут же учуял табачный дух. Трофим не сказал ни единого слова, но недовольно сморщился и поспешил отойти в сторону от самоеда.

– Эко ружжо у тебя, – искренне удивился, взяв в руки «Тигр», который Комяк опер на сосну, когда возился с Костой. – А это чего за стекляха? – он осторожно потыкал пальцем в телескопический ПСО[6].

– Прицел.

– Прице-э-эл? – Спасовец недоверчиво хмыкнул и попытался заглянуть в окуляр. – Не видать ничего.

Самоед молча подошел к нему и откинул крышечку с бленды.

– Вот теперь зырь.

Трофим вскинул к плечу карабин, уткнулся глазом в окуляр и расплылся в счастливой улыбке. Лопатообразная борода съехала набок.

– Ишь ты! – Он навел «Тигр» на соседнюю сопку, потом провел стволом вдоль реки. И, естественно, сделал подобающий вывод: – От Антихриста это. От нечистого. Наваждение сатанинское. – Но было заметно, что винтовка ему приглянулась. И не просто приглянулась. Трофим явно сделал над собой усилие, чтобы расстаться с этой «антихристовой игрушкой» и поставить ее на место. А потом тяжко вздохнул, бросив взгляд на свою разбитую вертикалку.

– Знаешь, Трофим, – хитро улыбнулся Комяк. – Вот вернемся в ваш сикт, определим братана, и я покажу тебе, как обращаться с этой красавицей. А коли все будет нормально и Коста поправится, так подарю тебе точно такую же. Верстах в двухстах отсюда есть схрон у меня, там лежит еще один карабин. Он мне не нужен. Вот его я и подарю.

– Не, – с трудом выдавил из себя Трофим. – Ничего мне не надо. Грех это. Грех-то какой… Господи! – Он несколько раз перекрестился. И поспешил оговориться, не отказываться наотрез от заманчивого подарка, который только что ему посулили. – Вот только ежели у братьев позволения испросить. – И не удержался, еще раз любовно погладил «Тигр» по ложу.

Когда костер в яме прогорел, Комяк опять перетащил туда Костоправа. Теперь появилось время подумать и о себе. Самоед перенес на опушку пармы несколько головней, распалил маленький костерок и на рогатине подвесил над ним котелок с водой для чая. Метрах в десяти у такого же маленького костерка точно так же кипятил в котелке воду Трофим. Кого-то другого такая картина, возможно, и удивила бы, но Комяк даже и не подумал предлагать спасовцу присоединиться к себе, отведать мирских, «от антихриста», мясных консервов и даже обычных сухарей из черного хлеба. Зачем вводить в греховное искушение правильного фанатика-старовера?

По той же причине самоед сразу отбросил и мысль о том, чтобы все-таки ехать на ночь глядя через тайгу, а когда наступит кромешная темнота, воспользоваться приборами ночного видения. Вот уж что было бы «от антихриста» наверняка! И неизвестно, какую реакцию это могло бы вызвать у спасовцев. Да… коли хочешь сохранять нормальные отношения с дикарями, то даже и не пытайся подтягивать их до своего уровня, а поскорее приспособься к их понятиям.

– Ты спать будешь ложиться сегодня? – спросил Комяк, дождавшись, когда Трофим дожует половину большого ярушника[7] и дохлебает из деревянной кружки пустой чай.

– Не. За лошадьми пригляд нужен. А ну как ведмедь.

– За Костой присмотришь? – попросил самоед. – А я прилягу. Не спал две ночи уже.

– Ложись с Богом. – Трофим остатками кипятка затушил костерок, спрятал в холщовую сумку маленький закопченный котелок и деревянную кружку. – Пригляжу. А тебя разбужу на зоре. – И не произнося больше ни слова, он достал из-за пазухи кожаную лестовку, опустил на лицо марлевый накомарник и опять начал бормотать под нос молитвы.

Комяк еще нашел в себе силы сходить к яме, в которой лежал Костоправ, послушал сипы и хрипы, которые раздавались у того из груди, сокрушенно покачал головой. Потом обильно обрызгался репеллентом, развернул свой спальный мешок, уже в полусне стянул сапоги и, крепко прижав к себе карабин, туг же забылся во сне. И спал на этот раз без просыпа, крепко, без сновидений, точно зная, что на Трофима, опытнейшего таежника, можно положиться на все сто процентов. Раз сказал, что не заснет, – значит, не заснет. Раз сказал, что приглядит за Костоправом, – можно не сомневаться, что приглядит. И разбудит на первой зорьке, чтобы немедля отправляться в обратный путь. К сикту спасовцев. К бабкам-шептуньям, которым известны десятки способов, сотни трав, тысячи наговоров, которые помогут Косте перебороть недуг. Вернуть растраченные силы и снова отправляться в дальнюю дорогу к Кослану.