Месть в тротиловом эквиваленте - [17]

— А меня Александра Радимова из уголовного розыска прозвала капитаном частного сыска. Следовательно, я возьму на себя всю работу детектива. Ваше дело будет состоять только в том, чтобы помогать мне советами и давать консультации по каким-то конкретным вопросам, если таковые возникнут.

— Согласен. А что, против меня уже возбудили уголовное дело?

— Против вас, товарищ подполковник, нет. Дело возбуждено по факту взрывов. Но вы пока считаетесь основным подозреваемым. Знаете почему?

— Мне только намекали на то, что мотивом тут является квартира Елены Анатольевны. Вы в курсе насчет этой драгоценности на Тверской?

— Да, я в курсе. Но против вас пытаются выставить и привязать к делу еще две улики, пусть и не существующие, не доказанные.

— Какие именно?

— Во всех посылках в качестве уплотнителя использовались центральные газеты. Вы понимаете, почему именно такие?

— Чтобы было трудно сделать привязку к местности, где кто-то изготовил взрывные устройства. Об этом не трудно догадаться даже школьнику.

— Но в той посылке, которая не взорвалась, была одна газета — «Комсомольская правда» — со вкладышем для нашей области. Есть в ней такой.

— Знаю. Я «Комсомольскую правду» с лейтенантов выписываю. Иногда даже читаю. Хотя в последние годы и не регулярно. Газета, как и наше общество, изменилась до неузнаваемости. Но это не имеет отношения к нашему вопросу. Тут поражает другое. Неужели они думают, что военный разведчик мог бы так глупо проколоться?

— Я так не считаю. А они наверняка могут.

Но тут Виктор Федорович все же показал, что он настоящий опытный военный разведчик. Он сразу заметил то, на что раньше обратил внимание и я.

— Необходимо посмотреть на верхнее поле газеты на первой странице. Там почтальон всегда пишет номер квартиры, чтобы знать, в какой почтовый ящик газету опускать. Есть там номер?

— Я не знаю. Про это мне ничего не сообщали.

— Если нет, то газета куплена в киоске.

— Я думал об этом. У нас с вами мысли одинаково движутся.

— Это приятно. Значит, я еще не совсем постарел. А вторая улика? Вы говорили про две.

— Вторая вообще, на мой вкус, не улика. При изготовлении взрывных устройств использовался состав С-4…

Подполковник покачал головой и заметил:

— Серьезная штука.

— Серьезная. Ваша, товарищ подполковник, последняя командировка на Северный Кавказ закончилась уничтожением нескольких бандитских схронов, где находился, в частности, этот самый состав. Следователь ФСБ предполагает, что вы «имели возможность» — это цитата, так у них в документах прописано! — похитить часть взрывчатки.

— Идиотизм! — воскликнул Скоморохов. — Я этот схрон в глаза не видел. А акт на уничтожение только утверждал. Резолюцию в верхнем углу наложил. Вот и все. Мое отношение к базам бандитов на этом закончилось. Такова обычная практика, и не мне ее менять. Уж в ФСБ-το должны были это знать.

— Я так и предполагал. Но они делают вид, что не знают. В бытность свою командиром роты я несколько раз уничтожал подобные схроны. Командир сводного отряда при этом ни разу не присутствовал. Он только накладывал резолюцию на акт, как и вы. Да, такова общепринятая практика. Один раз даже я сам на уничтожение не ездил. Этим занимался командир взвода.

— Такие моменты в ФСБ считают уликами?

— Если других нет, цепляются за то, что есть.

— Понятно. Если переходить к конкретным действиям, то чем я могу быть полезен капитану частного сыска?

— Мне нужно хотя бы несколько газет, на которых почтальон пишет номер квартиры. К вам один и тот же приходит?

— Одна. Пенсионерка. Пожилая женщина.

— Но они пишут всегда второпях. Почерк может слегка разниться. Поэтому газет нужно хотя бы пять. Если больше найдете, давайте все. Лучше будет, если это окажется именно «Комсомольская правда».

— Аглая! — позвал подполковник.

— Слышу, — отозвалась Аглая Николаевна. — Сейчас принесу.

Она вышла с кухни, прошагала мимо нас во вторую комнату и через несколько секунд вынесла мне целую стопку газет.

Аглая Николаевна слышала весь наш разговор. Да мы и не пытались говорить шепотом. Скрывать нам от нее было нечего.

На прощание я задал еще один вопрос. В личном деле было отмечено, что у подполковника Скоморохова есть два сына — оба офицеры.

— А дети ваши где живут?

— Один сын на Дальнем Востоке служит. Морской пограничник. Второй недавно из армии уволился. Не понимаю, по какой причине. По телефону он объяснить не захотел или не смог. Подозреваю, что сейчас в Новороссии. Звонил несколько раз. Спрашивал меня про здоровье, но к себе в заместители не приглашал. Мы же с Аглаей оба родом из Донецка. Там жили и познакомились.

Наверное, подполковник Скоморохов не стал бы давать такую информацию совершенно постороннему человеку. Значит, он принял меня за своего.

— А служил? Род войск?

— Как положено. Старший сын пошел по стопам отца. Спецназ ГРУ. Капитан. Как и вы, ротой командовал. Уволился, говорит, по собственному желанию. Чтобы себя реализовать.

— Еще только один вопрос. На прощание. Но по существу. Что можете сказать о своих родственниках, тех самых людях, фигурирующих в этом деле, которых кто-то хотел взорвать?

— Родственники самые что ни на есть обыкновенные. — Подполковник вяло пожал плечами. — Ничего не могу о них сказать. Ни хорошего, ни плохого. Впрочем, я их и знаю плохо, кроме, разве что, Максима Анатольевича. Он — человек, мне лично симпатичный. Не из хитрецов, которые умеют везде устроиться. Простой, даже простоватый. Добродушный. А про остальных, может, Аглая что-то скажет. Они же ее родственники.