Месть смертника. Штрафбат - [31]
– Дай водички, красный воин, – сипло попросил он. – Глотка совсем сухая.
Белоконь обернулся на голос и секунду смотрел в опухшее от кровоподтеков лицо, залитое запекшейся кровью из рассеченной брови. Затем он протянул фляжку.
– Спасибо, дорогой товарищ.
– Капитан Смирнов? – спросил Белоконь, когда тот напился.
– Нет, твоя покойная бабушка Нюра из Ханты-Мансийска, – сварливо откликнулся тот. – Приползла к тебе с приветом… Да Смирнов, Смирнов. Совсем не похож стал, а?
Белоконь пожал плечами.
– У меня плохая память на лица, капитан.
– Уже не капитан, как видишь. Миша я, забыл?
– Миша, – повторил Белоконь. – Миша, камрад, ты нашел меня, чтобы передать инструкции Абвера? Про бабушку из Ханты-Мансийска – это конечно же, пароль. Какой должен быть ответ? «Хайль Гитлер, бабуля»?
– Не смешно, гражданин Конский. И даже оскорбительно.
Белоконь хмыкнул, но извиняться не стал. Смирнов лег на спину и заложил руки за голову.
– Мистика у меня с капитанской шпалой, – сказал он. – Заколдованный круг. В третий раз разжаловали. Правда, чтобы за связи с фашистами… такого еще не было. Ну, Корж, ну, ублюдок!.. Я-то думал, вернусь триумфатором. И вернулся… Надо было втихую реку переплыть, найти управление, а мне славы захотелось. Про самолет мой знаешь?
– Знаю. Рассказали местные… крысюки.
– Так я нарочно такой выбрал. С африканской маскировкой. Скоро этих машин много будет, фрицы их из Египта стягивают – Сталинград брать. Мне, дураку, пофорсить захотелось. А Корж, язви его в душу, тут как тут. Ничего, еще посчитаемся… Тебя вообще за что, Конский?..
– За мародерство, – сказал Белоконь, не вдаваясь в подробности.
В этот момент над оврагом зазвучали начальственные голоса. Арестантов стали строить во фронт. Началась суматоха, и Смирнов исчезнул из виду.
Белоконю в некотором смысле повезло: он оказался в овраге, когда формирование штрафной роты из военных преступников подходило к концу. Многие арестанты сидели здесь, под открытым небом, не первый день. Когда особистам удалось построить штрафников в несколько рядов, в воздух поднялись кислые запахи немытых тел и испражнений. Белоконь стоял в середине первой шеренги и дышал через раз. Если бы не свежий ветерок, это пришлось бы делать еще реже.
Многие солдаты оказались не в состоянии даже подняться на ноги, не говоря уж о том, чтобы занять место в строю. С такими энкавэдэшники не церемонились – в лежачих просто начали стрелять. После нескольких убедительных хлопков в разных концах оврага ряды штрафников выровнялись и притихли.
По склону неторопливо спустился невысокий человек, при виде которого у сотен арестантов участилось дыхание. Белоконь закрыл глаза и постарался устоять на месте. Опять он, Керженцев. Но сейчас его не достать. Особисты в овраге, сверху, везде…
Но Рита! Эта тварь собирается… Нет! Люся! Нужно думать о Люсе. О Люсе и о малышах – Славка, Ира, Светочка…
Капитан госбезопасности неторопливо прошелся вдоль строя. Он оглядывал штрафников лениво, то и дело морщась. Пока длился этот смотр, вниз спустились еще несколько военных. Новоприбывших арестанты почти не заметили.
Керженцев стал перед строем и заложил руки за спину. Он улыбался. Улыбался под сотнями яростных взглядов. Прошла минута. Штрафники молчали. Керженцев скалился. Наконец в рядах кто-то не выдержал, прошипел:
– С-сучонок!
Тут и там раздавался шепоток:
– Лыбишься, ублюдок…
– Гад…
– Насосался крови, подлюка…
Капитан госбезопасности рассмеялся. При этом он смотрел на солдат прежним внимательным взглядом. Проклятья стали громче.
Керженцев сделал знак рукой, и двое энкавэдэшников стали у него за спиной. Капитан ткнул пальцем в одного из штрафников во второй шеренге.
– Ты! Выйти из строя. Ты, ты и ты, – добавил он, указывая на бойцов. – Ну-ка вперед! Так, теперь сомкнуться плечом к плечу. Выполнять, падаль! Отлично.
Четверо арестантов выстроились в линию. Они по-прежнему стояли лицами к Керженцеву. От остальных их отделяло расстояние в два шага.
От группы военных, спустившихся в овраг вслед за Керженцевым, отделился офицер. Он подошел к капитану и негромко спросил:
– Что вы делаете?
– Провожу демонстрационное мероприятие, – так же тихо ответил Керженцев. – Не вмешивайтесь, товарищ Титов, это еще не ваша рота.
Белоконю с его места было четко слышно каждое слово. Он стоял почти напротив капитана, в нескольких метрах слева от бедолаг, выбранных для «демонстрационного мероприятия». Титова он мог разглядеть подробно.
Это был приземистый человек, капитан с прекрасной выправкой. Правда, первыми в глаза бросались не петлицы и не фигура Титова. Правая половина его лица была изуродована ожогом, глаз закрывало бельмо.
– Я не могу не вмешиваться, – сказал он. – Это произвол.
– Попридержите язык, капитан, – ответил Керженцев. – Вы все-таки мне не ровня… Я вижу, вы плохо понимаете, что мы имеем дело с мразью. А с мразью иначе нельзя… Действуйте! – громко сказал он через плечо.
Автоматчики стали перед четверкой арестантов. Те зашевелились.
– Целься! – скомандовал Керженцев.
В рядах штрафников поднялся гул.
– Пожалейте хотя бы остальных! – сказал Титов. – Они же не только этих положат!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вскоре после победы в газете «Красная Звезда» прочли один из Указов Президиума Верховного Совета СССР о присвоении фронтовикам звания Героя Советского Союза. В списке награжденных Золотой Звездой и орденом Ленина значился и гвардии капитан Некрасов Леопольд Борисович. Посмертно. В послевоенные годы выпускники 7-й школы часто вспоминали о нем, думали о его короткой и яркой жизни, главная часть которой протекала в боях, походах и госпиталях. О ней, к сожалению, нам было мало известно. Встречаясь, бывшие ученики параллельных классов, «ашники» и «бешники», обменивались скупыми сведениями о Леопольде — Ляпе, Ляпке, как ласково мы его называли, собирали присланные им с фронта «треугольники» и «секретки», письма и рассказы его однополчан.
Может быть когда-нибудь уйдёт, наконец, из сердца эта боль о пережитом? Может быть забудется когда-нибудь эта война, забравшая всё самое дорогое и любимое? Может быть отпустят, наконец, эти воспоминания… Только надо ли забывать?…
Роман посвящен созданию первых военных самолетов, становлению советской авиации в двадцатые годы.Читатель встретится с уже известными по первой книге «Расколотое небо» героями: конструктором-самородком Щепкиным, талантливыми инженерами Шубиным и Томилиным. Автор правдиво передал тот духовный подъем героев, которых новая жизнь приобщила к активной общественной деятельности.
В конце Второй мировой Гитлер поставил под ружье фактически все мужское население Германии, от подростков до стариков, — необученные, плохо вооруженные, смертельно испуганные, они были брошены на убой, под гусеницы советских танков. Одним из таких Todeskandidaten (смертников), призванных в Фольксштурм в последние месяцы войны, стал 43-летний фермер из Восточной Пруссии Пауль Борн. Он никогда не был правоверным нацистом, но ему пришлось с оружием в руках защищать гитлеровский режим, пройдя через все круги фронтового ада и мучительную Todeskampf (агонию) Третьего Рейха.3 января 1945 года его часть попала под сокрушительный удар Красной Армии и была смята, разгромлена и уничтожена за считаные дни.
50-летию Победы в Великой Отечественной войне и 60-летию Пермской областной писательской организации посвящается.