Месть - [2]

Она оглядела кабинет, рассыпанные по полу бумаги, ящики картотеки. Посмотрев на часы, она поняла, что опаздывает на вечеринку, которую устраивало агентство по поводу ее повышения и других назначений. Каждые шесть месяцев в управлении начиналась суета кадровых перемещений.

Она встала на четвереньки и извлекла из-под стола два предмета: фотокопию патологоанатомического заключения и поздравительную открытку, полученную ею по случаю дня рождения. Фотокопию она вложила в папку, а открытку развернула и поставила на стол. Эта была одна из тех музыкальных открыток, которая играла «С днем рожденья тебя». Вчера ей исполнилось тридцать шесть лет. Об этом не вспомнил никто, кроме ее матери. О ее дне рождения не вспомнили ни муж, ни ее так называемые друзья. Может быть, если бы мать не прислала ей эту открытку, она и сама не вспомнила бы о своем дне рождения.

Она стояла, как завороженная, и слушала знакомую мелодию, глядя, как на открытке по очереди вспыхивают и переливаются красные, белые и желтые флюоресцирующие цвета. Звуки становились все слабее и глуше. Наконец она поняла, что истощилась миниатюрная батарейка. Теперь музыка годилась бы разве только для торжеств по случаю дня рождения мышки. Она с размаху кулаками расплющила открытку об стол, милостиво заставив ее замолчать и спросив себя, какого срока заслуживает она за убийство из жалости поздравительной открытки. Наверное, минуты четыре, но, учитывая смягчающие обстоятельства, можно скостить пару минут.

Она сунула бумага в ящик, швырнула открытку в мусорный бак, при этом та издала последний писклявый звук. Лили подхватила портфель и покинула кабинет.

На улице к ней подошел рослый мужчина.

— Форрестер, — сказал он, — жюри только что вынесло вердикт по поводу убийства второй степени тяжести по делу Оуэна. Я пришел, чтобы выяснить отношения с одним из ваших следователей, вот, решил похвастаться.

Этот человек был сыщиком из Окснарда, причем неплохим сыщиком. Таких осталось немного. С этим делом он работал уже несколько лет. Она с удовольствием поболтала бы с ним, но и так страшно опаздывала.

— Поздравляю вас, Каннингхэм. Один ноль в вашу пользу, можете отметить мелом это очко у вас на доске для записей.

Ей очень нравился этот человек. Он был полностью предан своей работе. Все остальное существовало для него постольку, поскольку оно не мешало ему отдавать делу всего себя без остатка.

— Мы очень нуждаемся в установлении истины и в вашей работе. Я хочу сказать, что если все будет продолжаться дальше в том же духе, то наши противники преступники выиграют войну с нами.

Нарушив правила, она перешла улицу в неположенном месте. Оглянулась и подумала, сколько раз она пересекала улицу в этом месте, а потом шла к бару. Она никогда всерьез не волновалась, что когда-нибудь ее оштрафуют. Если люди могут убивать и калечить себе подобных, потом спокойно отсидев за это несколько лет в тюрьме, снова выйти на свободу и приняться за старое, то она имеет полное право переходить улицу там, черт возьми, где ей нравится. Она была низкооплачиваемым слугой народа и имела право на льготы и послабления. Прямо у нее перед носом взвизгнули тормоза, и водитель погрозил ей пальцем. Она сладко улыбнулась в ответ и еще больше замедлила шаг.

Бар «Элефант» до отказа заполнили мужчины и женщины в форме. С тех пор как было закончено строительство правительственного комплекса, управление захватило бар и с тех пор считало его своей собственностью. Атмосфера там была, как в «Касабланке» образца 1942 года. Стены выкрашены в белый цвет, под потолком кружились лопасти вентиляторов. На сцене играл чернокожий пианист, которого вряд ли кто слушал, поскольку все были заняты своими делами. Здесь действительно вершились дела, рассматривались прошения о помиловании и творилась закулисная кухня. Если прокурор говорил, что дело надо решить в подразделении номер шестьдесят девять, значит, речь шла о выпивке в «Элефанте». Это в управлении было известно всем.

У стола напротив двери стояли два юриста отдела — Клинтон Силверстайн и Маршалл Даффи. Это был один из тех высоких столов, за которыми не сидят, а стоят. Обычно администрация баров и ресторанов использует такие столы затем, чтобы натолкать как можно больше людей на возможно меньшую площадь. Силверстайн водил пальцем по краю своего стакана с джином и тоником, а Даффи в это время наливал себе пиво из высокого кувшина. Даффи был высок и черноволос, на нем отлично сидел сшитый по последней моде костюм, сорочка накрахмалена и сияла незапятнанной белизной. На шее повязан галстук. Он склонился над полным и коренастым Силверстайном.

— Ты забавный чудак, знаешь, — говорил он Клинтону. — Это так, хотя я и называю тебя своим другом.

— Да, я чудак. Все правильно. Правда, при этом я не ношу контактных линз. Ты знаешь, как странно ты в них выглядишь?

Клинтон отступил от стола, расслабил узел галстука и улыбнулся приятелю.

Даффи отпил из стакана, проглотил пиво и заговорил.

— Блюз моего детства. Его очень любит моя жена. Все женщины любят блюз. Подумаешь, большое дело — это назначение. Я думал, что тебе вообще на все наплевать.