Месть - [12]

— Спасибо, особенно приятно, что это произошло до сегодняшнего вечера. — Она улыбнулась и открыла дверцу своей красной «хонды». Включив зажигание, она помахала ему рукой и, высунувшись из окна, крикнула: — Продолжение следует?

— Конечно, — отозвался он, — продолжение следует.

Глава 4

От сна ее пробудил страшный удар грома. Она снова была маленькой девочкой, лежавшей поперек кровати. Поежившись, она обнаружила, что обмочилась. Простыня и фланелевая рубашка были сырыми и теплыми, что было даже приятно. Ей было тепло и почти уютно, моча еще не успела остыть. За окном вспыхнула молния, осветившая стоящий во дворе кедр. Ожидая нового удара грома, она начала считать: «Тысяча один, тысяча два, тысяча три, тысяча четыре». Раздался жуткий грохот. Она зажала уши и затаила дыхание, изо всех сил стараясь не закричать от страха. Она отняла руки от ушей. Тихо. Она с облегчением выдохнула воздух и, снова забравшись в постель, закуталась в одеяло с головой. Сейчас ей надо будет встать, постелить на мокрое пятно сухое полотенце и переодеть ночную рубашку, скоро влага остынет и станет просто ледяной, она замерзнет и начнет дрожать от холода. Она осторожно выглянула из-под одеяла, и в это время за окном вновь нестерпимо ярко сверкнула молния, высветив странные пляшущие фигуры. За окном что-то двигалось. Не в силах сдержать страх, она дико закричала. Она была в горах, на ранчо, на улице толпились промокшие от дождя голодные медведи, стремившиеся попасть в дом.

Забыв в мгновение ока о своей мокрой рубашке, она по темному длинному коридору бросилась в спальню бабушки, со страхом оглядываясь на наступавшего ей на пятки медведя. Ей приходилось очень высоко подпрыгивать на бегу, чтобы зверь не схватил ее за ноги. Но вот наконец и спасительная кровать. Ну, слава Богу, спаслась!

— Бабуля, бабуля! — кричала она, по щекам ее текли крупные, как горошины, слезы. Вдруг она вспомнила, что бабули сегодня нет, она с вечера уехала в город за подарками ко дню рождения внучки и не собиралась возвращаться раньше наступавшего утра. Под простынями вырисовывался огромный живот дедушки. Он стонал и ворочался с боку на бок. Большая рука спящего дедушки тяжело легла на ее плечо.

— Дедушка, — сказала она, тыкая пальчиком в толстый живот. Ее очень забавляло, как палец погружался почти полностью в жирную податливую плоть. Палец входил в дедушкин живот, как в мягкую подушку.

— Дедушка, — снова позвала она его, но уже шепотом.

Он так чудно дышал, с какими-то всхрапываниями и присвистом, наполняя воздух вокруг себя кисловатым запахом. Она дрожала от холода. Забравшись под одеяло, она с наслаждением улеглась на сухие простыни, отвернула мокрую часть ночной рубашки и закрыла глаза. Через секунду она спала безмятежным глубоким сном.

Много времени спустя, когда ей снилось завтрашнее торжество по случаю дня рождения с подарками, ленточками и пирогами, она проснулась от страшной боли где-то внизу тела. Она никогда раньше не испытывала таких мучительных болей. Под тяжестью деда кровать ходила ходуном, она лежала раздавленная его весом, не в силах закричать или двинуться с места. Раскинутыми в стороны руками она судорожно хватала края кровати и мяла простыни, лежа в дедушкиной постели лицом вниз. Теряя сознание, она услышала, как он называет ее именем ее бабушки: «Лилиан».

— Лили, — Джон изо всех сил тряс ее за плечо, — просыпайся.

Она спала, уткнувшись лицом в подушку. Это трудно было назвать сном, скорее такое состояние являлось сумеречным ощущением раннего утра, когда сны, память и реальность переплетаются в нечто причудливое.

— Ты совершенно мокрая, как мышь, и к тому же расцарапала мне руку. Вставай, а то опоздаешь на работу.

Джон прекрасно понял, что у нее был ночной кошмар. Он уже давно наизусть знал все симптомы: она потела, царапалась и дико кричала во сне. Она никогда и ни за что не сказала бы никому на свете всей правды, но он знал, что в детстве ее растлил ее собственный дед. Она подняла голову и увидела, что Джон уже в дверях. Если бы он хоть немного думал о ней, то без сомнения вспомнил бы, что у нее сегодня день рождения. В канун этого дня ее всегда мучили ночные кошмары.

Вскоре после свадьбы она рассказала ему о том достопамятном происшествии. Оказалось, что ее рассказ только послужил подтверждением его невысокого мнения о сексуальности мужчин. Джон заявил ей, что в отличие от большинства мужчин, он не испытывает животного вожделения к женщине. Для него секс — это красота, имеющая целью продолжение рода. В первые годы их замужества она иногда могла даже обмочиться, как это случилось с ней в детстве, во время одного из своих частых ночных кошмаров. В этих случаях Джон нежно ее баюкал и успокаивал. Если она долго не могла после приступа страха уснуть, Джон шел на кухню и приносил ей оттуда чашку горячего шоколада и зажаренный в гриле бутерброд с сыром. Потом он укладывал ее поудобнее и гладил по головке до тех пор, пока она не засыпала. Тогда он еще любил ее. Его любовь и понимание, отсутствие сексуальных домогательств исцелили ее от тяжелого наследия прошлого. Он всячески поддерживал ее, когда она решила поступать на юридический факультет, помогал ей, пока она училась, но стоило ей получить диплом, как все переменилось. Как ползунок, который только что научился самостоятельно ходить, она ждала аплодисментов и слез восхищения. Она не дождалась ни того, ни другого. Именно теперь она узнала настоящего Джона. Когда она была запугана и растеряна, Джон был любящим и преданным супругом. Но стоило ей сломать стену своих страхов и стать удачливым профессионалом с блестящим будущим, человеком, полным чувства собственного достоинства, как любовь Джона испарилась неведомо куда. Очевидно, он не желал идти по жизни рука об руку с ней, он предпочитал носить ее на руках.