Месть палача - [22]
Поэтому ничего и не случилось с Никифором, когда в Константинополе вспыхнул стихийный бунт против самого начальника Нумеров. Никто и не попытался в суде доказать, что Никифор отправлял по ночам несколько десятков головорезов и воров за добычей на городские улицы, и на сельские икосы[54]. Таких, после скорого подавления бунта, не нашлось. А сам бунт подавили скучающие по крови варяги из охранных отрядов самого василевса в его отсутствие. Хотя это и обошлось Никифору в груды золота, но при дворе теперь многие почтительно кивали головами и громко приветствовали безродного сына торговца. А после того как начали поговаривать, что палачи Нумеров могут даже из мертвого вырвать признание, число тех, кто стал угодничать перед Никифором значительно возросло. Ведь неизвестно куда, а главное бесследно пропадали доверенные лица, секретари, писцы у многих уважаемых и достойных граждан империи. Пропавшие людишки были надежными хранителями многого тайного. Хорошо, если эти тайны они унесли в сырую землю, или в глубины Босфора.
А если нет? Ведь не зря по Большому дворцу василевса стали шептаться о мастерстве приглашенных Никифором из дальних стран ужасного вида палачей. Кому то же этот слух был нужен. Но нужно ли об этом думать, когда можно просто побеседовать с неглупым и часто щедрым на руку начальником этих палачей. Эти беседы (со временем тайные) стали теми дверьми в покои самого василевса, которые вскоре стали открываться и закрываться его уверенными руками. Но для такой прибыльной и важной работы нужна была соответственная высокая должность.
Как только вовремя исчез во время морской прогулки первый помощник эпарха Константинополя. И кого же должно было назначить на столь высокий пост как не Никифора, который более всех знал и более всех любил город, в котором родился. И кто как не Никифор способен навести порядок в столице и даже… Даже явить чудо!
– Ну, чего же ты застыл, мой дорогой гость Гелеон. Нет. Все же я буду называть тебя Даутом. Пусть твой ангел-хранитель радуется и пребывает с тобой. Подойди поближе. Взгляни. Думаю, ты хорошо знаком с этим синим демоном. И ценишь его. За кем другим ты бы не решился сунуться туда, где так остр и скор для предателей топор палача. Присмотрись, побеседуй… А я пока определю моего не верного, а может и верного… помощника Семениса. Чтобы тебе не было скучно, писарь прочтет несколько строк.
Даут оглянулся, но уже не увидел новоиспеченного эпарха столицы. Вот он стоял на возвышении у дверей темнице и говорил. Его гость слушал и осторожно ступал вниз по очень высоким и узким ступеням. А когда оказался на каменном полу этой комнаты, более похожей на глубокий колодец, и голос, и сам Никифор растаяли в темноте каменного неба. Лишь несколько несъемных древних бронзовых светильников, сожравших за свое многовековое служение море оливкового масла, да несколько свечей на столе, за которым мелкий чин беспрерывно перемешивал горы свитков.
А посредине этого мрачного колодца, к каменному андреевскому кресту, надежно в два кольца на каждом запястье и щиколотке был прикован огромный человек в странных для восточных земель одеждах. И сама одежда и без сомнения знакомая фигура, и опущенная на грудь голова в огромном и до боли знакомом капюшоне крайне опечалили Даута. Не в силах вымолвить и слово он стал ходить вокруг печального креста, пытаясь вернуть на привычные места разум и силу духа.
Лишь на мгновение остановил начальника османской тайной службы неожиданно громкий и басистый голос писца. Далее Даут слушал и не останавливался. А сам писец, меняя свитки и листы из необходимой в этом случае сицилийской бумаги, привычно, уже в который раз, читал:
– Божье провидение, указавшее верным рабам своим место укрытия черного мага и слуги Сатаны из Западных земель по имени Гудо, более известного на землях Великой Византии как «Синий Шайтан», или «Шайтан-бей», ниспослало на этого еретика и губителя людских душ и тел, великое просветление – раскаяние. В том раскаянии маг[55] Гудо признался, что ведет свой род от противника Моисея, упомянутого в Священном писании мага Мамбрия[56]. Предки мага Гудо принесли из глубин Востока на земли Священной Римской империи еретическое учение известное как манихейство, отрицающее слово Создателя и призывающие к нарушению всех запретов указанных в Ветхом Завете…
– Гудо, мой друг Гудо. Как же так произошло? – тихо произнес Даут, остановившись перед низко опущенным лицом узника. – Почему ты здесь? Как ты мог отдать себя в руки этих коварных и злых людей? Скажи мне. Скажи…
– …Отрицание служения бога и поклонение Сатане, – четко продолжал читать писец, не отрываясь от столь важного дела, – более того – указал, что тот, кого называли Иисус, еврейский Мессия, евреями же и распятый, был дьяволом, справедливо наказанным за вмешательство в дела Эона Иисуса, не рожденного и не умершего. Отсюда и ненависть колдуна Гудо, ибо тот, кто вошел в контакт с дьяволом, ради достижения своих целей и есть колдун, к символу креста. Более тридцати свидетелей указали на то, что видели, как Гудо унес на своих плечах сорванный дьяволом с церкви города Галлиполя крест. Тот крест Гудо передал своему хозяину дьяволу в уплату за помощь сатанинских сил в разрушении стен и домов того же несчастного города Галлиполя. Более сотни свидетелей, не сговариваясь, указали на слова мага и колдуна Гудо. А именно: «Проклинаю этот город и этих людей. Господь или сатана, кто из вас справедливее и поможет мне. Покарайте этот город. Да свершится проклятие палача». Эти свои слова обвиняемый Гудо подтвердил. Ты и сейчас готов подтвердить эти слова, Гудо?!
