Месть палача - [180]

– Да открой же ты глаза!..

– Ладно, ладно… Не кричи так, палач. На палача нельзя кричать никому. Даже судьям, даже королям… Как не хитри и не пытайся извернуться – я палач Гудо.

– Может мне его ударить? Я не знаю такого закона. Но думаю палачу можно коснуться палача, не оскорбив его чести и не осложнив жизнь.

– Значит и мне это можно… Если ты, палач, мой спаситель, прими эти слова за шутку. Ладно, я понял. Я жив и не в аду.

Гудо медленно, с легким стоном приоткрыл веки. Ошибиться было невозможно. Это свет – яркий солнечный свет.

– Где я?

– Ты в покоях палача Джеромо, – с облегчением вымолвил один из трех глав Совета Десяти.

– Как это возможно?

– Теперь многое возможно. Хотя и не все. Но в покоях палача тебя не станут тревожить. Тем более что твой главный тюремщик Сильверо Пальмери дал на это согласие, как и я. Видишь ли, всем показалось, что палач Джеромо убил тебя по приказу дожа. Собственно говоря, и убил. Ты был мертв. Не знаю как, но венецианский палач, дал тебе дыхание, когда дож и судьи покинули камеру пыток. Вот уже пошла вторая неделя, как он приводит твои жизненные соки, что были остановлены иглами, в свои естественные каналы. Его снадобья и настойки воистину волшебны.

– Значит, все это время я был между небом и землей?

– Это так, – согласился палач Джеромо.

Гудо усмехнулся, приподнялся и облокотился на несколько пуховых подушек, покрытых узорчатой венецианской тканью.

– Богато живешь, палач, – кивнул головой узник, после того как он медленно обвел взглядом убранство жилища палача.

– Мэтр Гальчини не одобрил бы этого, – улыбнулся Джеромо, – но сейчас другие времена. Другие нравы. И… У меня очень много работы. Венеция щедро ее оплачивает.

– Так значит, мэтр Гальчини…

Палач останавливающе поднял руку:

– Однажды, про себя, я назвал его «отцом». Каждый его истинный ученик – мой брат. Не стал же и ты убивать брата?

– Я не называл Гальчини «отцом». Никогда. Но я благодарен тебе, палач. Я жив, а значит…

Острая мысль пронзила голову Гудо, заставив его вздрогнуть:

– Я жив, а что же с Аделой? А дож? Не мог он потерять интереса к ней и ко мне…

– Верно, – согласился Абеле Дженеро и широко улыбнулся.

– Твоя улыбка говорит мне о том, что он или простил нас, или ему сейчас вовсе не до нас.

– Верно мыслишь, Гудо. Именно! Ему сейчас не до вас. Венеция охвачена смутами, – с восторгом заявил один из глав Совета Десяти.

– О чем ты говоришь с такой легкость? – удивился Гудо.

– Пожалуй расскажу, – кивнул головой Абеле Дженаро. – В то вечер, когда ты умер… Скажем так. Крайне расстроенный дож не нашел ничего лучшего как продолжить пир в своем дворце. Там было множество знатных венецианцев и гостей. Там же присутствовал и… Скажем так – один из молодых и знатных венецианцев. От него и начались неприятности. Этот молодой человек спьяну начал нескромно привлекать к себе внимание одной из служанок жены нашего дожа. Взбешенный предыдущими событиями в камере пыток, Марино Фальеро пришел в ярость и приказал вышвырнуть наглеца из дворца. Но этот буян умудрился проникнуть в зал Большого совета и оставить на троне дожа надпись. Сейчас скажу точно эти слова: «Марино Фальеро жену-красавицу содержит, а другие тешатся». Этим он желал уязвить дожа. Но только привел в невероятную ярость старика. Ему бы произнести несколько суровых слов и приняв во внимание возраст юноши и хорошую его репутацию, слегка наказать. Можно было заставить принести извинения и отпустить его восвояси в дальние земли, а сварливый старик разбушевался со всей нетерпимостью старого человека к нахальному и дерзкому юному поколению. Но власть дожа ограничена рамками клятвы, и поэтому Марино Фальеро развернул привычные для него интриги среди знатных людей Венеции, чтобы осуществить свою месть наглецу и ему подобным. Дож потребовал принятия закона, защищающего его честь и достоинство, а так же карающий тех, кто посягнул на них. Еще он угрожал, что, если такой закон не будет принят, он лично займется обидчиком и теми, кто его покрывает. Далее более.

К настроению старика прибавилось еще несколько случаев, укрепив его в этом решении. Богатые и знатные венецианцы, среди которых был и начальник Арсенала, подали жалобы дожу о том, что они были оскорблены и даже избиты молодыми аристократами. Я говорил тебе о том, что Марино Фальеро в молодости сам был скор на руку и ударил епископа, тянувшего с выносом причастия. Теперь он желал покарать всех молодых смутьянов. Он нашел себе союзников среди стариков, которые говорили: «Опасных тварей нужно связать. Если на них нет управы, их нужно уничтожить». История знает множество случаев, когда аристократы восстают против аристократов и возглавляют народное движение. Но под силу ли это восьмидесятилетнему старику, тем более тому, кто находится во главе такого сложного государства как Венеция? Впрочем, на его стороне сейчас служители Арсенала. А это крепкая и хорошо обученная в военном отношении огромная масса ремесленников. С давними традициями личной преданности дожу. Они выделяют ему телохранителей и сопровождают дожа на торжественных шествиях. Венецию ждут трудные дни. Простолюдины во главе с дожем против лучших людей Венеции. У Совета Десяти много работы. Так что я покину вас.