Месть огнедлаков - [4]

Через несколько недель угар выдохся, и пан Чарноцкий с облегчением вернулся в родные стены.

Не сразу удалось ему сориентироваться, отчего это на его дом посыпались напасти, но, прикинув так и эдак, он наконец понял, что за всем этим стоит одна цель: запугать, сбить с него воинственный пыл.

Но всякие такие каверзы только подлили масла в огонь — задело его за живое' и положил он взять во что бы то ни стало верх.

Чарноцкий в ту пору работал над новой системой пожарных насосов; предполагалось, что по своей эффективности они превзойдут все дотоле применявшиеся. Гасить теперь будет не вода, а особый газ — окутывая густыми клубами пылающее здание и перекрывая доступ кислороду; тем самым он сможет в зародыше гасить огонь.

— Ручаюсь, для пожаров это будет бич божий, — ребячески похвалялся он перед знакомым инженером за шахматной партией. — Не исключено, что, когда мое изобретение запатентуют, вред от огня сведется почти к нулю.

И он самодовольно подкручивал свой ус.

Было это где-то в середине января; за каких-нибудь два-три месяца Чарноцкий рассчитывал доработать проект в деталях и отослать в министерство. А пока что из вечера в вечер трудился над своими чертежами, нередко засиживаясь до полуночи…

Однажды, вот так же полуночничая над бумагами, он рассеянно следил, как старый слуга Мартин выгребает из печки уголья, и вдруг головешки эти приковали к себе его внимание.

— Погоди-ка, старче, — задержал он слугу уже на пороге. — А высыпь-ка ты мне золу сюда на стол, на газету.

Мартин, слегка сбитый с толку, сделал что было велено.

— Вот так. Хорошо. А теперь иди к себе.

Оставшись один, Чарноцкий еще раз осмотрел как следует угольки. Бросалась в глаза их форма. По странному капризу огня они приобрели очертания букв. С изумлением вглядывался он в четко обрисованные контуры; сомневаться не приходилось, перед ним лежали крупные, мастерски сработанные из угля литеры.

Оригинальная головоломка, думал он, с любопытством раскладывая головешки то так, то эдак. МоЖет, удастся что-то из них составить?

И вот не прошло и четверти часа, как под его рукой появились слова: «Жаровник» — «Искряк» — «Водопугало» — «Дымодуй».

— Веселенькая компания, — буркнул он, записывая для памяти мудреные имена. — Огневой сброд в полном составе. Будем теперь знать, как вас кличут-величают. Ничего не скажешь, оригинальный визит, но еще оригинальней визитные карточки.

Усмехнувшись, он спрятал листок в шкаф.

С этого дня велено было всякий раз приносить ему золу из печки, и всякий раз он обнаруживал в ней почту.

А корреспонденция что ни день поступала все более любопытная. После визиток, настал черед посланий с того света — обрывочных фраз с острасткой и наконец даже с угрозами.

«Убирайся!», «Оставь нас в покое!», «С нами шутки плохи», «Ох, худо тебе будет!» — так заканчивались обыкновенно пламенные наставления.

Чарноцкий все эти советы всерьез не принимал, относился к ним скорее с юмором. Потирал в азарте руки и готовился к сокрушительному удару. Нечего и сомневаться, победа будет за ним. Кстати сказать, всякие неприятные неожиданности, подстерегавшие его на пожарах, больше не повторялись, прекратились и злокозненные сюрпризы в собственном доме.

«Зато уж без переписки ни дня не обходится, как и положено среди хороших знакомых, — усмехался он, каждое утро просматривая „печную почту“. — Похоже, эти твари, не умеют направлять свою злую энергию на несколько пакостей сразу. Сейчас они переключились на fire-message[2] так что чего-либо, другого пока не предвидится. В этом смысле мне повезло — пускай себе пописывают, да подольше, во мне они всегда найдут самого благодарного читателя».

Но в начале февраля «корреспонденция» вдруг перестала поступать. Некоторое время головешки еще напоминали контуры букв, но, как ни старался пан Чарноцкий, сложить из них хотя бы одно более-менее внятное слово не удавалось; получались лишь невразумительные сочетания из согласных или длинные ряды гласных. «Почта» явно шла на убыль, и наконец угли вовсе утратили всякое подобие литер.

«Fire-message» приказало долго жить, — резюмировал пан Антоний, красным росчерком подводя черту под «Журналом огненных посланий».

Неделю-другую все было спокойно. Чарноцкий за это время доработал конструкцию газового огнетушителя и стал хлопотать насчет патента. Но работа над изобретением, видать, не на шутку изнурила его — в марте он почувствовал серьезный упадок сил; время от времени возобновлялись приступы каталепсии, которой он давно уже страдал на нервной почве. Для постороннего взгляда приступы оставались незамеченными, поскольку случались чаще всего ночью, во сне. Просыпаясь под утро, он ощущал себя совсем разбитым — как после долгой дороги. Надо сказать, и сам он не замечал этих припадков, так как переход из одного состояния в другое проходил легко и совершенно безболезненно, только сон становился более глубоким, постепенно переключаясь с нормального на каталептический. Пробуждение наряду с усталостью приносило с собой череду удивительно живых и ярких воспоминаний о странствиях, которые он совершал во сне.

Всю ночь Чарноцкий взбирался по горам, посещал далекие города, бродил по экзотическим краям. Нервное истощение, под утро вконец изнурявшее его, казалось, было вызвано не чем иным, как ночными его скитаниями. И странное дело — именно этим он и объяснял себе свою слабость. Снившиеся путешествия воспринимались им как что-то вполне реальное.