Месть - [10]
Я воображала Роберта, который, стоя за вашей спиной, впивается зубами вам в плечо.
Или вас в обличии календарной кинозвезды на шестидюймовых каблуках и в черном цилиндре - вы стоите спиной к Роберту и ко мне - рука в черной перчатке покоится на бедре - белая рубашка не полностью приокрывает ваш совершенный зад - вы оглядываетесь на нас через плечо - ну, привет - очаровательно надувая словно бы пчелами изжаленные губки.
Но, может быть, суть была вовсе не в этом, может быть, вы, чтобы заманить его в постель, прибегали еще к какому-то трюку. Мы с Робертом однажды поехали в Париж, летом. Номер в отеле нам достался маленький, однако выходил окнами во двор, что мне представлялось экзотичным. И в первую же ночь меня перепугал громкий вопль, жуткий, мучительный стон - я решила, что кого-то убивают. Я подбежала к окну, но Роберт оттащил меня, смеясь. И я поняла, что услышала женщину, вопившую в оргазме. Мне стало не по себе, я подумала о звуках, которые издаю сама, намного более тихих. «Полагаю, он уже оглох окончательно», - сказал в этой его манере Роберт. И вот теперь я гадала: не оно ли мужчинам и нравится? Может, и вы вопите? Воображала, как вы даете себе полную волю, наполняя комнату убийственными криками, возгласами исступленного восторга, граничащего с болью.
Я наблюдала, как вы с ним «занимаетесь любовью» - вы так это называли? - в вашем залитом лунным светом гнездышке, - пока я одиноко лежала в моей большой-пребольшой кровати, а из кабинета Роберта доносился какой-то скрип. Временами я чувствовала, что обращаюсь в вас, классную шлюху в затейливом белье, совращающую моего мужа вдали от его прискучившей жены. И тогда он занимался с нами любовью фанатично - безумно - в дешевом мотельном номере моего сознания - до тех пор, пока у нас не начинало саднить между ног.
Именно это и называется ревностью? Наверное. Кто знает? Для меня это было еще и родом - не знаю, - родом географического исследования. Я словно хотела обойти все то, чем казалась себе, углубиться в края неведомой боли, в земли, граничащие с унижением. Взгляните на меня! - это я, всадница беды.
По временам я думала о пляжах: мы с Робертом на пляже, солнце сверкает на песчаных наносах - другая жизнь. Роберт лежит на спине, опираясь на локти, худые, мускулистые ноги его перекрещены в лодыжках, вода и небо отражаются в темных очках. Мечтательные женщины разгуливают по песку, разгуливают в его очках, - он всегда был неравнодушен к длинным женским ногам. Вроде ваших. На пляже он взирал на них с обожанием. Я была не против - ну, может, совсем немножко. Да нет, не совсем. И оба мы любили оглядывать людей сверху донизу, это у нам с ним хорошо получалось. «Твой тип» - говорила я, поводя подбородком в сторону какой-нибудь ногастой девахи в ленточном бикини. И Роберт смеялся. Порой я впадала в беспокойство из-за моих ног, из-за того, что они недостаточно длинны. «Недостаточно длинны для чего?» - спросил он как-то. Типичный Роберт.
Было ли все дело в ваших ногах? Так просто? Двумя дюймами больше и женщина получает все? А может быть, вы что-то проделывали ногами, как-то особенно ходили по дому или… или что-то еще. Технические приемы, которые вы освоили: тайное искусство. Вот в чем причина. Хотя, возможно, тайну хранило само ваше тело - какая-то особенность его устройства - странность развития, перед которой не способен устоять ни один мужчина. Мысль о тайне, о чем-то скрытом, утешала меня, потому что тогда вы смещались в область магии и там наносили мне поражение нечестное - там я повинной ни в чем не была.
А может быть, ваша маленькая, гнусная тайна сводилась к тому, что в постели вы говорили совсем по-другому - вели грязные, что называется, разговоры. Так это и принято у золотых девушек? Я воображала слова, срывающиеся с ваших губ, слова, которыми я никогда не пользовалась, потому что для меня они все равно что острые камни, которыми побивают людей. Да и Роберт никогда бы… я громко шептала в ночи: пизда, хуй, еби. Слова эти странно успокаивали меня, я произносила их снова и снова: пизда, хуй, еби. Я представляла, как вы говорите: Еби меня, Роберт. Ну же, Роберт. Выеби меня. К этому все и сводится, говорила я. Пизда. Хуй. Еби. Я выпаливала их все громче и громче. Они возбуждали меня, но и ранили. Мне смутно чудилось, будто я расстаюсь с чем-то. С чем, с детством? Но я же была сорокасемилетней женщиной! Я чувствовала, как по лицу моему катятся слезы.
Той ночью, попозже, я накинула халат и прокралась вниз, измученная, но не сонная. Посидела на веранде, однако стрекот сверчков словно жег мне кожу. На кухне я наполнила стакан кубиками льда и прижала его ко лбу. Перешла в столовую. Вечером Роберт подтягивал шуруп на ручке буфетного ящика. Отвертка так и валялась на буфете. Я взяла ее и склонилась над столом.
Вот она, под скатертью. Уродливая отметина, вам не кажется? Точно шрам. Пока я долбила отверткой красное дерево, я много о чем думала - о времени, давнем уже, когда мы с Робертом любили друг друга на этом столе, времени, когда мы были счастливы и легкомысленны, - но больше всего о вас. Я представляла себе, что этот стол - ваше лицо.
