Месть гор - [3]

- Итак, дорогуша, изволь объяснить мне, почему ты находишься здесь? - в лоб

спросил Лиэт, по прибытии в кабинет усевшись за стол и внимательно уставившись в

лицо Ани, усевшейся напротив него.

- В смысле? Где? - вроде бы удивилась Ани, хотя все прекрасно поняла.

- В Арнаринне, где! - всплеснул руками Лиэт. - Ты не понимаешь?.. Ты забыла?..

- Не береди душу!

Дядюшка мгновенно сбавил тон, увидев, что у Анари опасно задрожала нижняя губа.

Не ровен час, разревется в голос.

- Ну... ладно, прости дурака! - раскаялся Лиэт, ибо знал, что Анари в слезах -

это страшная сила. - Но ты же не будешь на это глаза закрывать, да?..

- Да уж куда мне от этого деться?! - с чувством воскликнула Анари и сглотнула.

Глубоко вздохнула, загоняя внутрь души прорывающиеся наружу слезы. Боль утраты...

"Плохо будет ей. Любила отца, а так вышло", - подумал Лиэт и спросил:

- Ну, и что ты теперь собираешься делать?

Анари пожала плечами.

- Не знаю. а ты, случайно, не в курсе... кто-нибудь из наших остался? Здесь, в

Арнаринне?

Лиэт поджал тонкие губы и пытливо заглянул в глаза Анари, которые она, впрочем,

предусмотрительно отвела в сторону. Уж не собирается ли идти по стопам отца?..

Не сказать - убьет если не в прямом, так в моральном смысле. Сказать... А мало

ли?

- Двое остались, - резюмировал он секунд через пять. - Артан и Дидун. С их

учениками, кажется. Или нет?..

Анари уже не слушала. Она при упоминании имени Артана мгновенно вскинула голову.

Изумрудно-зеленые глаза расширились.

- Артан? Так это ж хорошо!

Девушка вскочила со стула и принялась быстрыми широкими шагами мерить

пространство кабинета, безжалостно стаптывая подошвой сапог дорогущий

химмирийский ковер, в ворсе которого ноги утопали по щиколотку. Только Анари как-то

не очень обращала внимание на роскошь, щедро расстеленную до самых углов.

- Я пойду и найду их, - громко пробурчала она себе под нос.

Через миг подскочила от неожиданности, когда добрый дядя со всей силы хватил

кулаком по столу так, что задребезжали окна.

- А ну-ка сядь! - взревел Лиэт. Анари непроизвольно отступила назад от такой

внезапной вспышки ярости. - Пойдет она!.. Тебя для того отец растил, чтоб ты

закончила, как он?!..

Его последние слова повергли Анари в шок. Она неподвижно застыла посреди комнаты,

слегка выставив вперед ногу и безвольно опустив руки. Глаза ее были расширены,

пусты и смотрели в никуда, губы от шока не могли вымолвить ни слова - они просто

беззвучно шевелились, словно проговаривая что-то про себя. Повторяли все, что

только что сказал Лиэт...

- Ты... только попробуй упомянуть о смерти отца! - сощурившись, прошипела Анари,

немного отойдя от ступора. - Я... я не...

- Молчи! И не думай начинать все заново! - дядюшка немного сбавил тон, но не

сбавил напора. - Хотя бы сейчас, пока все не уляжется...

Анари глубоко вздохнула. Наклонила голову набок.

- А это уже мне решать, - обманчиво спокойным тоном проговорила она. - Моя жизнь,

и я ей распоряжаюсь, как хочу!

И в тот же момент метнулась к двери, намереваясь уйти, не задерживаемая

нотациями дядюшки.

- Стой! А ну вернись!

Но ответом было молчание.

...Яркий солнечный свет пробивался сквозь высокое стрельчатое окно, заливая

собою все пространство комнаты. За стеклом открывался вид на главную площадь

Арнаринна, столицы горной Колинеи. На этой самой площади уже третий день кипела

пора ярмарок, праздников и развлечений, посвященных середине лета: люди

толкались, переговаривались, торговались; кто-то покупал, а кто-то продавал, кто-то

с воплями и руганью тянул за собой навьюченных ослов, которые ни в какую не

хотели идти за хозяевами...

А за долиной Арнаринна возвышались заснеженные неприступные зубья гор. Гор,

которые ни в какие времена никому не удавалось подчинить...

Резкое движение руки - и тяжелые плотные черные шторы оградили комнату от

окружающего мира. Постоялица не переносила света.

Невозможно было определить национальность женщины, снявшей комнату в этой самой

дорогой арнариннской гостинице. Практически невозможно было определить даже ее

возраст: ей можно было дать сколько угодно лет от двадцати до сорока. Без

сомнения можно было определить только одно - женщина эта была прекрасна. Но

красота ее была холодна и навевала ощущение невообразимого страха, исходящее из

безупречной правильности тонких и изящных черт овального лица, нежной и бледной

прозрачной кожи, из пронзительно-синих льдинок миндалевидных глаз. Антрацитово-черные,

длинные, идеально прямые волосы были ровно подстрижены над слегка изогнутыми,

чуть сужающимися к вискам бровями, образуя широкую блестящую челку. Остальная же

масса волос неподвижно покоилась на спине, лишь височные пряди были перекинуты

на грудь.

Черным было и тяжелое бархатное одеяние женщины длиной до пола, расширяющееся от

подмышек до низа и перехваченное на тонкой талии широким поясом. Из украшений у

госпожи было лишь тоненькое серебряное колечко с агатом на среднем пальце правой

руки.

Неслышно ступая, женщина начала медленным шагом мерить комнату. Густые черные

ресницы приспущены, тонкие губы что-то шепчут тихонько...