Месть «Голубой двойки» - [49]

В начале месяца нас повезли в Валдай, в штаб командующего для вручения правительственных наград. На столе, покрытом красным сукном, — коробочки с орденами и медалями. Среди них — орден Ленина и медаль «Золотая Звезда». Командующий зачитывает Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР о присвоении звания Героя Советского Союза Григорию Аверьяновичу Тарянику. К столу четким шагом подходит ничем особенным не приметный человек с орденом Красного Знамени на груди. Так вот он какой, прославленный асс, о котором столько писали газеты! Как-то он повел пятерку пикирующих бомбардировщиков на Запад. Миновали линию фронта, отыскали цель, отбомбились. Далеко внизу забушевало пламя пожаров. Самолеты повернули обратно. Триста километров отделяло летчиков от своего аэродрома. Вдруг из-за облаков вывалилось семнадцать «хенкелей». Пять против семнадцати! И бомбардировщики приняли неравный бой. Таряник дрался с шестью вражескими истребителями одновременно. Следуя его примеру, храбро сражались и другие летчики, нанося врагу яростные ответные удары. Пятерых истребителей не досчитались фашисты после боя. Когда бомбовозы благополучно опустились на летное поле, товарищи с изумлением осматривали сплошь изрешеченную пулями машину героя этого боя Григория Таряника. И вот член Военного Совета Северо-Западного фронта генерал-лейтенант Богаткин прикрепляет на грудь Таряника орден Ленина, звезду Героя и крепко обнимает мужественного летчика.

Потом к столу один за другим выходили другие. Наступила и моя очередь. Когда мне прикрепили к гимнастерке новенький, сверкающий орден Красного Знамени, я, еле сдерживая волнение, произнес:

— Обещаю делом оправдать высокую награду. Будем отлично воевать не только экипажем, но и всем отрядом.

У себя дома мы устроили традиционные фронтовые «крестины» орденов. И только теперь я пожалел, что злословил раньше над Мишей Скорыниным, который ходил все время грудь нараспашку, чтоб всем был виден хоть уголок его ордена Красного Знамени. Смешно было смотреть, как он старался пошире, как бы невзначай, открыть борта шинели или летного комбинезона, а то долго искал в нагрудных карманах зажигалку, но находил ее почему-то в комбинезоне… Сейчас же я даже пожалел, что некурящий — уж не поищешь зажигалку. Зато мне почему-то часто становилось «жарко», и я тоже расстегивал свой меховой реглан.

Запомнилось мне также шестнадцатое февраля. Погода тогда была морозная, малооблачная — будто по заказу, специально для нас, ночников. Сегодня на борту «Голубой двойки» новый «летчик-наблюдатель» — корреспондент газеты «Советский сокол» Николай Сержантов. Он давно просился со мной на боевое задание, чтоб своими глазами посмотреть, как мы работаем в воздухе. Просто ходу нам не давал. И когда, наконец, ему разрешили лететь, он побежал к кораблю как мальчишка. Устроили его в штурманской рубке вместе с Иваном Милостивенко.

Перед взлетом летчик Козырев говорит мне:

— Хорошо бы, если немцы сегодня стреляли по нас как следует, если будут над целью прожекторы, а кругом рваться снаряды.

— Типун тебе на язык, — говорю ему.

— А то что за полет без зенитного огня? Что тогда напишет наш «летчик-наблюдатель»? — отвечает Козырев, показывая на корреспондента.

— Ты не беспокойся за него. Они умеют так писать, что иной раз сам себя не узнаешь, когда прочтешь потом…

Высота 1800 метров. Идем немного стороной, стараясь миновать вражеские прожекторы. Немцы нервничают, резко бросают лучи из стороны в сторону, но нас как броня защищает тонкий слой облаков. Подходим к цели — внизу аэродром. Там вражеские самолеты. Шарят лучи прожекторов. Но стреляют зенитчики наугад, снаряды разрываются на высоте трех-четырех тысяч метров, а мы гораздо ниже. Через разорванные облака нам хорошо видна цель, сами немцы помогают отыскать ее своими прожекторами. Мы не спешим, сбрасываем половину бомбового груза, затем снова разворачиваемся. Отчетливо видно, как горят самолеты немцев. Корреспондент выскакивает ко мне с довольным лицом, улыбается, что-то говорит. Мне не слышно и некогда слушать: мигает сигнальная лампочка: «Держать курс так». Сержантов опять убегает в штурманскую рубку. И снова серия фугасных бомб летит на головы фашистов. Немецкие прожекторы все еще мучаются, зенитчики продолжают стрельбу по звуку моторов. Но мы уже в безопасности.

Вернувшись на аэродром, мы быстро осмотрели машину, вновь подвесили бомбы. Надо спешить, не часто бывает такая славная погодка. Наш Сержантов даже не пошел в землянку погреться и попить чаю. Он боялся, что мы улетим без него и все бегал вокруг самолета, согревая замерзшие ноги. Снова взлет. Снова моторы гудят над целью.

Мы трижды в эту ночь были в воздухе. Уничтожили много немецких самолетов, сбросили на врага около восьми тонн бомб. Вместе с нами совершил три боевых вылета и корреспондент «Советского сокола» Николай Сержантов.

Рано утром, только мы вернулись в последний раз на аэродром, начальник политотдела полковник Драйчук вручил мне партийный билет. Поздравил с высоким званием члена Коммунистической партии Советского Союза. Я, вообще, не мастер говорить речи, но сейчас от радости и вообще растерял все слова. Ответил по-уставному: