Месть «Голубой двойки» - [32]

Но идти никуда не пришлось. До командующего и без нас дошли слухи о нашем житье-бытье. Когда он узнал, что мы расположились в сарае, то дал такой нагоняй виновным, что всем нам мгновенно нашли теплое место.

Вечером получили повторное задание: снова лететь к партизанам, доставить оружие, боеприпасы, обмундирование, только уже другому отряду, южнее Старой Руссы В назначенный час наши корабли снова легли на курс. Я шел впереди со своим штурманом Сырица. Прибор показывает высоту полета менее 200 метров. Летим над лесными массивами в районе Селигерских озер. У места базирования партизан штурман дал условный сигнал — белую ракету. А с земли в ответ вдруг открыли по нас пулеметный огонь. Инстинктивно я круто завернул самолет вправо и пошел на север. В чем дело? Неужели партизаны нас не узнали? А может, немцы перехватили сигналы? Посоветовались с Евгением Ивановичем и решили ходить «по коробочке», увеличивая каждый раз длину маршрута над этим районом. Только обходили то место, откуда недавно по нас стреляли. Мы уже потеряли всякую надежду: целый час болтаемся в воздухе, крутимся над лесом и никаких признаков партизан. А погода и не думает улучшаться. Решили пройти последний раз. Если снова не найдем партизан, вернемся обратно.

— Земля! Земля! — кричит мне летчик Козырев и показывает вправо.

Я приподнялся на сидении и ясно увидел, как горят наши долгожданные сигналы — три костра в виде правильного треугольника. Все совпадает. На нашу белую ракету отвечают красным, на мигание бортовых огней тоже отвечают правильно. Сомнений быть не может, это партизаны. Мы выбросили груз точно в обозначенном месте. На втором, контрольном заходе, получили сигналы подтверждения и повернули на восток. Радист Бутенко передал радиограмму о выполнении задания и доложил мне, что остальные три самолета вернулись обратно из-за плохой погоды.

Обратный полет был одним из самых рискованных в нашей практике. Я невольно вспоминал сказку о бабе-яге, которая пробиралась через сплошной непроходимый лес на своем венике. Мы тоже летели над болотами, лесами, озерами, чуть ли не цепляясь за верхушки деревьев. Кругом ни зги не видно.

Наконец, впереди замелькал вращающийся световой прожектор. Его включили специально для нас, чтобы облегчить ориентировку — мы попросили об этом по радио. На аэродроме сегодня нас ждали. Едва выключил моторы, меня начал распекать Павел Иванович Родионов, старший нашей группы: почему, мол, не вернулся обратно сразу же после получения радиограммы, почему продолжал полет на недозволенно малой высоте? Конечно, я и сам чувствовал: есть нарушение. Но очень уж хотелось помочь партизанам. Как потом стало известно, партизаны вынуждены были дать отбой — «не выбрасывать груз на выбранную ими вначале площадку», так как после боя с немцами им пришлось срочно отходить более чем на десять километров на юго-запад. Поэтому нам и пришлось долго искать цель, летая по кругу почти целый час.

Бывает же так: одновременно за одно и то же мы получили взыскание и поощрение. Замечание — от заместителя командира эскадрильи, и благодарность — от партизан. Они прислали подтверждение, что получили боеприпасы от одного самолета и горячо благодарили экипаж.

…Снова ночь. Черное беззвездное небо. Внизу — леса, болота, озера, реки. В ушах постоянный гул моторов. Снова летим в глубокий тыл, на временно оккупированную территорию: распространять листовки. Маршрут проходил через сильно укрепленные районы, где нас часто встречали огнем зенитной артиллерии и пулеметов. Но задание выполнили успешно. Мы выбросили три с половиной тонны листовок, пробыв в воздухе более восьми часов. В эту же ночь доставили в партизанский край боеприпасы и медикаменты, а летчики транспортной авиации, летающие на ЛИ-2, произвели там посадку и вывезли оттуда раненых партизан и «языков» — немецких офицеров.

Наш Николай Сушин тоже неоднократно обращался к командующему с просьбой разрешить ему посадку к партизанам. Но генерал не соглашался, ссылаясь на темную ночь и необорудованность самолетов посадочными фарами. Он решил наши тяжелые корабли использовать без посадки. Немного обидно, конечно, было, зато порой за ночь мы успевали совершить в партизанский край по два рейса.

Хозяева аэродрома — молодые чубатые парни, только недавно окончившие школу летчики-истребители, несколько свысока относились к нам, ночным бомбардировщикам. Ну и гонору напускали они на себя среди батальонских девчат! С их легкой руки даже мотористы-механики, обслуживающие самолеты-истребители, задирали нос, считали себя на ранг выше «ломовиков», как они окрестили нас. Но командование, наоборот, к ночникам относилось с особым уважением и берегло их. За каждым полетом тяжелых самолетов следил сам генерал Куцевалов. Интересовался каждой мелочью, присутствовал при получении заданий, указывал цели, встречал на старте, проверял маскировку в лесу. После успешного выполнения нами нескольких боевых заданий он ходатайствовал перед генерал-полковником Жигаревым, чтобы наши экипажи полностью перешли в его распоряжение.

Когда однажды днем немецкий разведчик пролетел над нами на высоте 600 метров, а молодые летчики-истребители безнаказанно упустили фрица, Куцевалов приказал нам, тяжелым кораблям, немедленно перелететь на другую площадку. Экипажи Родионова, Сушина, Локтионова улетели в Кесову Гору, а я, по разрешению командующего, — в Кувшиновку, чтобы забрать оттуда наземный технический состав наших четырех экипажей.