Мессия - [108]

— Конечно, — говорит Кейт. — Я согласна со всем этим. Мое предположение не является однозначно бесспорным само по себе. Оно становится таким, только когда ты смотришь на него как на часть более широкой картины, которая обладает некоей достоверностью.

— Кейт, я не собираюсь спорить. Просто выискивал слабые места в твоей теории. Мы уже столько раз собственными измышлениями заводили себя в тупик, что очень не хочется оказаться там снова.

— Справедливо, — соглашается Ред. — Продолжай, Кейт.

— Второе, — продолжает Кейт, — состоит в том, что мы фактически до сих пор не имели никаких контактов с Серебряным Языком. Даже давая нам наводки через Джуда Хардкасла и Саймона Баркера, он не засветился. И с его стороны не было ни единой попытки с нами связаться. Это нетипично. Многие серийные убийцы связываются с полицией, либо напрямую, либо косвенно. Ирлэнд позвонил. Берковиц писал письма. Хайренз оставлял каракули на стенах. Конечно, не все серийные убийцы вступают в контакт. Но в данном случае, где присутствует четко обозначенный религиозный, мессианский мотив, можно было ожидать псалмов, цитат из Библии, может быть, изображений креста. Чего-то. Как и все религии, христианство имеет множество символов, которым придается огромное значение. Но мы, как уже не раз сказано, не получили ничего. Это кажется странным — если только не предположить, что Серебряный Язык полицейский. Прежде всего, он должен бояться, что любой контакт его выдаст, что кто-нибудь узнает его почерк, или характерные обороты речи, или что-то в этом роде. Это не проблема, если ты работаешь на заводе и никто из твоих коллег уж точно не станет заниматься расследованием совершенного тобой преступления. Но тот, кто принадлежит к сообществу копов, оставляя любые послания, невероятно увеличивает степень риска. Лучше уж, как бы ни тянуло высказаться, сразу заткнуться. Напомню также, что зачастую преступники оставляют свои послания как раз для того, чтобы еще пуще досадить полиции. Полиция для них враг, они ведь противостоят истеблишменту, они показывают длинный нос властям. Но если Серебряный Язык полицейский, это неуместно. Он не хочет, чтобы его поймали, но во всех остальных смыслах вовсе не противопоставляет себя остальным защитникам правопорядка. Иначе на кой хрен он вообще стал бы полицейским? Я логично рассуждаю?

— Вполне, — подтверждает Джез.

— Хорошо. Третий момент, возможно, самый важный, особенно после сегодняшнего дня. Помните, мы гадали, каким образом Серебряный Язык проникает в дома жертв? Так вот, кому это сподручнее, как не полицейскому? Совершать зверские убийства на улице слишком опасно: это удобнее делать за закрытыми дверями. А как туда проникнуть — первого попавшегося с улицы хозяин не пустит. Другое дело полисмен. Он стучится и говорит: «Сэр, мы проводим проверку по такому-то поводу, не будете ли любезны дать мне возможность кое-что посмотреть?» Раз, и он внутри. Вспомним, мы говорим о позднем, ночном времени. В такой час люди открывают двери либо тому, кого хорошо знают, либо тому, кого чтут и боятся.

— Ты подчеркнула «особенно после сегодняшнего дня», — говорит Джез. — Почему?

— Потому что Эндрю Тернер знал, что кто-то может явиться по его душу. Он был первой жертвой, кого конкретно предупредили, и все же Серебряный Язык добрался и до него. Поставьте себя на его место в прошлую ночь. Он знает, что должен быть настороже. Запирается и ложится спать, перед тем как отправиться в Биллингсгейт. Звенит дверной звонок. Лабецкий сказал, что бедняга висел на кресте примерно с полуночи — час не слишком поздний, но и не ранний, особенно для муниципальных домов. Там люди рано ложатся, потому что им чуть свет на работу. Он начинает нервничать, приоткрывает дверь, оставляя ее на цепочке, и, к своему успокоению, видит полисмена. «Прошу прощения за беспокойство, сэр, просто хочу убедиться, что с вами все в порядке. Можно я зайду и проверю, все ли надежно?» Эндрю расслабляется и впускает полисмена. Это последний человек, которого он видит в своей жизни.

Ред проводит рукой по лицу, ущипнув переносицу пальцами. Убийца внутри системы. Только этого им и не хватало.

— По-моему, все логично, — говорит он. — Я это покупаю. А ты, Джез?

— Да, определенно. По мне, так это лучшая идея, родившаяся у нас за сто лет.

— Спасибо, — говорит Кейт, и говорит искренне.

— И тут мы сталкиваемся со скучнейшей работой, — заявляет Ред. — Нам предстоит прочесать личные дела всех полисменов, служащих в Лондоне. Начнем с центра и будем распространяться к окраинам, пока что-нибудь не нароем. Первым делом — рабочие графики. Мне нужны данные со всех участков о тех, кто находился на вечерних или ночных дежурствах, когда происходили эти убийства… То есть с тридцатого апреля на первое мая, с двадцать восьмого на двадцать девятое июня, с двадцать четвертого на двадцать пятое июля, с двадцать третьего на двадцать четвертое августа, с двадцатого на двадцать первое сентября, с двадцать седьмого на двадцать восьмое октября и в прошлую ночь. Всех, кто дежурил в эти ночи, или даже хотя бы в одну ночь из этих семи, можно отмести смело. Когда сделаете это, исключите тех, кто женат.