Мессалина - [77]

Уйдя от Сосибия, Клавдий, встревоженный такими речами, направился к Мессалине. Он застал ее в обществе Публия Свиллия, о котором ей говорил Симон и которого он вскоре ей представил. Анонимное письмо, полученное Клавдием, было написано его рукой. Мессалина ожидала прихода Клавдия, как только тот ознакомится с письмом, и потому позвала адвоката. Когда вошел император, он встал и подобострастно приветствовал его.

— Клавдий, — тотчас приступила к делу Мессалина, — ты пришел как нельзя вовремя. Публий Свиллий, слава и талант которого тебе известны, явился поговорить со мной о Валерии Азиатике.

— Тогда он послан богами, — заявил Клавдий. — Именно за этим я и пришел.

— За этим? — Мессалина сделала удивленное лицо. — Но я очень мало с ним знакома, видела два или три раза, из них один раз при тебе, когда мы встретились у Симона.

— Я помню. Однако с чем ты пожаловал к императрице? — обратился Клавдий к адвокату.

— По правде сказать, цезарь, я хотел предостеречь Мессалину. Но цель моя в том, чтобы она предупредила тебя. Я боялся отвлекать тебя от многочисленных дел, коими заполнен твой день.

— Раз уж ты передо мной, говори все, что знаешь, — ответил Клавдий.

— Это всего лишь слухи, но осторожности ради не следует ими пренебрегать, если любишь своего императора и желаешь ему долгого и благополучного правления. Азиатик поехал в Байи не для того, чтобы отдохнуть, как можно было бы предположить, но чтобы заключить сделки с богатыми греческими торговцами из Неаполя. Он предусмотрительно не стал делать это в Риме, чтобы не вызывать у людей удивление, поскольку он отнюдь не нуждающийся человек, как раз наоборот. Похоже, он готовится отбыть в Германию, и можно опасаться, что золото, полученное в Кампании, будет пущено на подкуп германских легионов и на поднятие их против императора. Кстати, предположение это подтвердили мне и другие слухи, исходящие от Поппеи. Тебе известно, что эта властолюбивая и бессовестная женщина — любовница Азиатика.

— Я слышал, что они были в ссоре.

— Совершенно верно. Едва Поппея отдалилась от Азиатика, как он помчался в Галлию, а потом в Германию. И как только вернулся, она помирилась с ним. Из чего я заключил, что она уже давно подстрекала его к мятежу, напоминала об убийстве Калигулы, хотела сделать из него нового Брута, а потом и цезаря, ведь если ты будешь убит, как Калигула, он, Азиатик, при поддержке германских легионов взойдет на трон. Он поначалу увиливал, не смея решиться на столь рискованные шаги, и тогда она прогнала его с глаз долой, что и побудило его к действиям. Когда он вернулся в Рим с радужными надеждами, она вновь сблизилась с ним. Теперь я боюсь, как бы по наущению этой женщины он не попытался сыграть последний акт этой трагедии. Остается гадать, кому уготована горькая участь — ему или тебе, цезарь.

Оставив колебания, Клавдий, потрясенный столькими совпадениями, вызвал к себе префекта претория и приказал арестовать Азиатика на его вилле в Байях и доставить в Рим. В течение следующих дней Мессалина прилагала усилия, чтобы не дать страхам Клавдия угаснуть. Когда гонец явился сообщить, что префект с арестованным прибыли, Клавдий распорядился проводить их в его личные покои, чтобы не посвящать в дело сенат. Император по совету Мессалины спешно собрал нечто вроде узкого состава суда: он просто-напросто пригласил Публия Свиллия, пожелавшего предъявить обвинение, Вителлия, консула и давнего друга Азиатика, и саму Мессалину, захотевшую присутствовать на суде, дабы показать Азиатику, что от нее зависит, осудят его или оправдают. Она решила, что, если он смирится, она упросит Клавдия признать его невиновным. Вителлий, учитывая его отношения с Азиатиком, присутствовал как гарант беспристрастности; Мессалина имела над ним достаточно власти, чтобы управлять его поведением и, в зависимости от хода дела, повернуть его во благо для арестованного или же во вред ему.

Увидев Валерия, державшегося прямо и даже высокомерно, Мессалина вновь почувствовала учащенное биение сердца, однако постаралась ни лицом, ни движениями не выдать своего волнения.

— Так за какое же преступление меня привели к тебе, цезарь? — сразу пошел в наступление Азиатик.

— А ты не догадываешься? — проговорил Публий Свиллий, стоявший перед ним, в то время как Вителлий сидел рядом с Клавдием.

— Скажи мне, Свиллий. Кажется, ты здесь мой обвинитель?

— Ты отрицаешь, что собирался отправиться в Виенну?

— Для чего же мне это отрицать? Там живут мои родственники, с этим городом меня многое связывает. Нельзя же вменять мне в вину то, что я иногда наведываюсь в родные места.

— Конечно, нет, Валерий. Но ты ведь родился не в Германии. А нам известно, что ты ездишь туда, разумеется, не на прогулку, поскольку берега Рейна — это не берега Клитумна и не Кефисия, туда не едут ради удовольствия покупаться. Там ты наносишь визиты не в семью, а в легионы, если только вся твоя семья вдруг не поступила на военную службу.

— Я бываю у старых боевых друзей и помогаю им из своих средств. Что в этом плохого?

— И ты не боишься, что солдаты неверно истолкуют смысл твоих даров? Ведь подобная щедрость встречается нечасто.