Мерзавец - [26]

Моя мать и сенатор Придурок уже ждут нас внизу.

— Колтер Стерлинг, — здоровается она, целуя в щёку. Она говорит так тихо, чтобы сенатор её не услышал. — Не могу поверить в то, что ты стараешься. Спасибо тебе за то, что не…

— Не что, мама? — переспрашиваю я невинно, когда она отстраняется. — Что не опозорил тебя? Не могу поверить, что ты такого низкого обо мне мнения. Мне хочется, чтобы ты была счастлива, и, если достаточно того, что я надел эту рубашку поло и брюки цвета хаки, думаю, я справляюсь с этим.

Элла сужает глаза, но тут же улыбается, как только сенатор подходит к ней и берёт за руку. Он смотрит на меня, оценивая взглядом:

— Колтер, рад тебя видеть таким…

— Нормальным? — спрашиваю я.

— Соответствующим, — отвечает он.

Кэтрин стает возле меня, и я смотрю на неё краем глаза, но только для того, чтобы оценить её внешний вид.

Чёрт, я должен приложить все усилия, чтобы не перекинуть её миленькую попку через плечо перед её отцом и его политическими друзьями.

За какие-то две минуты она успела заскочить в свою комнату и переодеться.

В платье.

Не в какое-то платье. А в белый хлопковый сарафан.

Эта ткань выделяла все её изгибы, обтягивая бёдра и доходя длиной почти до колена.

И, ради всего святого, опять эта чёртова повязка на её голове.

— Оу, ты такая милая, Кэтрин, — говорит моя мать.

— Идеальная, — соглашается сенатор. Они что, не видят то, что вижу я? Она выглядит сексуальной. Страстной. Чертовски горячей.

— Машина уже ждёт, — объявляет сенатор.

Кэтрин проходит мимо меня, бросая понимающий взгляд через плечо. Затем она подмигивает — такая невинная и в то же время соблазнительная.

Покачивая бёдрами, она идёт передо мной и, пошатываясь на своих каблуках, заставляет тем самым юбку платья покачиваться вперёд и назад. Всё это настолько уместно, но производит обратный эффект для меня.

Я хочу освободить её от платья и трахнуть на капоте этого седана.

Человек в чёрном костюме держит открытой дверь, когда она скользит внутрь. Он смотрит на её попку, и в этот момент я стараюсь сдержать всё дерьмо в себе, чтобы не разбить ему нахрен лицо. Я хочу залезть внутрь салона и надеть на неё штаны, что были до платья, чтобы никто не смог увидеть красоту этих ножек.

Когда мы все сели в машину, Кэтрин и я оказались на одном сиденье, а мать и её отец напротив нас. Затем Кейт касается моей ноги и поглаживает её словно какого-то щенка.

— Видишь, папа? — спрашивает она. — Колтер почти пришёл в себя, надев брюки и поло.

Знаю, что она сказала эту фразу неслучайно. Я прочистил горло, чувствуя себя не в своей тарелке, пытаясь ни о чём не думать, пока сижу в этой машине. Закрываю глаза и пытаюсь представить всё что угодно, кроме голой Кэтрин, совсем не обращая внимания на комплименты сенатора Придурка.

Я принял решение в этой машине.

Я веселился, валяя дурака с Кэтрин, но хорошего понемножку. Я собираюсь сделать её своей.

ГЛАВА 12.

КЭТРИН

Я еле впихнула в себя глупые панкейки с глупой тарелки. И эти дурацкие блинчики я ем каждый год и уже устала посещать такие завтраки, где заказ сделан за меня, словно я ребёнок и не могу сделать собственный выбор.

Я смотрю на Колтера, который ест то же самое. По крайней мере, с нами обоими сейчас обращаются как с детьми ясельного возраста.

Колтер сидит возле меня, а мой отец и Элла напротив нас — нормальная современная семья, постоянно устраивающая такие посиделки по субботам. За исключением того, что мы не были нормальной семьёй. Мы ели перед камерой и кучей журналистов, делая вид, что мы самая идеальная семья на планете. Как ещё можно облажаться?

Журналисты задали несколько едких вопросов моему отцу и Элле. Да и ей тоже было нелегко во всей этой ситуации, так как на тарелке лежало слишком много углеводов, поэтому она просто гоняла по тарелке кусочки еды и наслаждалась вкусом воды. Весь завтрак я вся была в своих мыслях, включаясь в общий разговор только тогда, когда внимание было направлено непосредственно на меня.

Я отвлеклась на то, что Колтер совершенно точно мог видеть низ верхней части моего платья с того места, где он сидел. Но также я отвлеклась на свои соски, которые были твёрдыми вот уже час. С того происшествия между мной и Колтером в проклятом коридоре.

Он потёрся своей ногой о мою, а затем моя сумочка завибрировала. Чёрт. Я достаю телефон. Какую-то долю секунды мне кажется, что Колтер засунул туда мой вибратор. В то время как репортёры засыпают вопросами отца, я провожу пальцем по экрану и вижу сообщение от неизвестного номера.

«Это платье самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел».

Я посмотрела на Колтера, который клал кусочек блинчика себе в рот. Он избегает моего взгляда. Я коснулась экрана, набирая ответ, когда услышала голос репортёра, обращённый ко мне:

— Кэтрин, вы уже выбрали профилирующую дисциплину?

«Искусство», — хочу ответить я. И уже было открыла рот, чтобы объявить миру о своём решении, но мой отец сделал всё за меня:

— Юриспруденция, не так ли, Кэтрин? Введение в право?

Я замерла. «Да пошёл ты со своей юриспруденцией», — думаю я. Но всё же выдавливаю улыбку.

— Юриспруденция, — отвечаю. — Да. Юриспруденция, — я нажимаю «отправить» на своём телефоне, держа его под столом.