Мертвые возвращаются?.. - [41]

Работа в отделе тайных операций отняла у меня честность. Мне бы с самого начала догадаться, но я так увлеклась, что умудрилась проглядеть тот факт, что весь день напролет приходится лгать. По натуре я человек честный, врать не в моих привычках, лжецов тоже не жалую. Мне казалось, есть нечто противоестественное в том, что, пытаясь отыскать правду, сам становишься лжецом. Я прожила несколько месяцев, стараясь не оступиться, не запутаться в собственных же двусмысленностях; втершись в доверие к торговцу наркотой, пыталась отвлечь его внимание шутками-прибаутками.

Затем в один прекрасный день этот урод обторчался так, что схватил нож и спросил меня, не затем ли я вожу с ним дружбу, чтобы узнать, кто его поставщик. Я знала, что скольжу по тонкому льду, но те несколько минут показались мне долгими часами: «Эй, что еще за косяки? С чего ты взял, будто я копаю под тебя?» А про себя молила Бога, чтобы Фрэнк прослушивал наш разговор в режиме реального времени. Торчок приставил мне к ребрам нож и орал в лицо: «Отвечай! Живо отвечай! Кому говорят! Копаешь? Да или нет?»

Когда я заколебалась с ответом — ведь, конечно же, копала, еще как копала, хотя и по другой причине, нежели он думал; язык просто не поворачивался солгать, — он ударил меня ножом. А сам расплакался. В следующее мгновение в кадре возник Фрэнк и без лишнего шума отправил меня в больницу. Но я знала: от меня потребовалось жертвоприношение, а я пыталась его избежать. В общем, это стоило мне тридцати швов и предостережения: «Никогда больше не поступай так».

Работая в убойном, я была на хорошем счету. Роб еще во время нашего первого совместного расследования признался, что ожидал от меня чего угодно. Что я все запорю, что мне плевать на данные анализов ДНК, что я в упор не буду видеть даже вопиющих улик, а самый главный подозреваемый будет у меня расхаживать на свободе, даже если против него будут все улики.

Мое первое расследование в убойном отделе было банальным до безобразия и потому депрессивным. Молодой наркоман, зарезанный на лестнице безликого многоквартирного дома. Кровавые пятна на грязных ступеньках. Настороженные взгляды из-за полуоткрытых дверей, и повсюду — запах мочи. Я стояла на лестничной площадке, засунув руки в карманы, чтобы, не дай Бог, ни к чему не прикоснуться. Он лежал передо мной, раскинув руки и ноги; штаны спортивного костюма съехали вниз то ли в результате драки, то ли падения. Я смотрела на него и думала: «Так вот, значит, к чему я все время шла».

До сих пор помню его лицо: тощее, изможденное, с реденькой светлой щетиной; рот слегка приоткрыт, как будто он приготовился сморозить какую-нибудь глупость; кривой передний зуб. Шансы найти убийцу были до смешного малы, но, несмотря на бесконечное брюзжание О'Келли — мол, нечего даже надеяться, — дело мы раскрыли.

В случае операции «Весталка» бог убойного отдела выбрал моего лучшего друга и мою честность, не дав ничего взамен. И я ушла, зная, что мой уход тоже имеет цену. В душе я подозревала, что процент раскрытых преступлений у меня резко пойдет вниз, что каждый пьяный дебошир непременно будет лупить меня до живого мяса, а каждая пьяная бабенка непременно попытается выцарапать мне глаза. И дело не в том, что мне было страшно. Просто хотелось, чтобы все поскорее закончилось. А когда ничего не произошло, осознание накатилось на меня ленивой холодной волной: это тоже наказание — остаться одной, действовать на свое усмотрение; лишиться по воле бога-хранителя того, что у меня раньше было.

А затем позвонил Сэм, и Фрэнк ждал меня наверху тропки у моря, и сильные, неумолимые руки втащили меня обратно. Проще всего списать все на суеверие или на ту тайную, скрытую от посторонних глаз жизнь, которую нередко ведут рано осиротевшие или единственные в семье дети. Я не обижусь. А может, этим отчасти объясняется, почему я в конечном итоге сказала «да» операции «Зеркало» и почему, когда давала письменное согласие, у меня было такое предчувствие, что живой из нее могу уже не вернуться.

Глава 4

Следующая неделя у нас с Фрэнком ушла на разработку версии «Лекси Мэдисон 3.0». Днем он занимался тем, что выкачивал о ней информацию: привычки, странности, отношения с другими людьми, — а когда вечером приходил ко мне, вбивал весь этот урожай фактов и фактиков в мою голову. Скажу честно, я порядком подзабыла, какой он мастер, как систематично и продуманно делает свое дело, и главное, что я должна поспевать за ним. Вечером в воскресенье, перед тем как уйти из оперативной части, он вручил мне недельный распорядок жизни Лекси, а также пачку ксерокопий ее диссертации. В понедельник у него уже была готова для меня папка БЗ — близких знакомых — с фотографиями, записями голосов, биографическими справками, и его собственные комментарии. Понятное дело, я была обязана запомнить все.

Во вторник Фрэнк принес подробную карту окрестностей Гленскехи, сделанную при помощи аэрофотосъемки, и заставил меня пройтись по ней несколько раз до тех пор, пока я не выучила ее наизусть. Затем мы перешли к планировке и интерьеру Уайтторн-Хауса. Как понимаете, на это ушло время. Но чертов прохиндей Фрэнк еще до совещания знал, что я соглашусь.