Мертвые сраму не имут... - [37]

Слева и справа от нее тоже послышались удары весел о воду, стали видны силуэты плывущих рядом ладей. Вскоре впереди зачернела громада византийской триремы, вырисовался контур слегка покачивавшегося на волнах подле нее дромона. Они все ближе, и вот на борту ближайшего к ладьям вражеского корабля вспыхнул огонь факела, тишину прорезал повелительный оклик.

Воевода Свенельд снова взмахнул мечом. В руках дружинников вместо весел появились луки, кто-то сбросил со стоявшей посреди ладьи жаровни покрывавшую ее до сего момента шкуру. Засветились в темноте тлеющие угли, потянулись с ним наконечники стрел с привязанными возле них пучками просмоленной пакли. И первая стая горящих стрел понеслась на палубу византийского корабля…

Гудел в ночи ромейский лагерь, мелькали во всех его концах факелы. Сновали темные фигуры, доносились звуки команд, звон оружия, ржание лошадей. В накинутом наспех на плечи плаще, посреди увеличивавшейся с каждой минутой толпы сбегавшихся к нему полководцев и сановников стоял у своего шатра император Иоанн, смотрел на охваченный пламенем пожара Дунай.

Огромными кострами пылали на воде несколько византийских трирем и дромонов. Чадили, догорая, десятка полтора русских ладей, яркими полосами вспыхивали на темной глади реки струи «греческого огня». Даже отсюда, от шатра, были видно, как в отсветах пламени дружно лезли по заброшенным на палубы византийских кораблей лестницам вереницы славян. Можно было различить, как кипели на палубах трирем и дромонов рукопашные схватки, как на борта некоторых из них вскакивали люди в горящей одежде и прыгали в воду. И как все больше костров из ромейских кораблей и славянских ладей вспыхивало на реке, как уносили их по течению волны.

— Император, русы от голода и предчувствия неминуемой гибели совсем потеряли головы, — раздался веселый голос магистра Петра. — Они вздумали любой ценой прорваться через Дунай. Даже если кому-либо из них это удастся, его завтра же догонит в степи наша конница. Русы сами отдают победу в твои руки, император.

— Увы, магистр, киевский князь ни за что не преподнесет нам такого подарка, — насмешливо ответил ему Варда Склир. — Русы никогда не уходят с поля боя побежденными, тем более ни за что не побегут с него тайком ночью. К тому же в Доростоле несколько тысяч больных и раненых славян, и русы ни при каких обстоятельствах не оставят их на произвол судьбы, тем паче отдадут в наши руки. Здесь явно нечто иное. Но что?

— Что бы здесь ни было, а изрядная часть осажденных на Дунае, — перебил его Цимисхий. — Покуда силы варваров разъединены, нужно немедленно ударить по крепости. Само небо посылает нам этот случай! Магистр Петр, я отдаю гвардию в твои руки и повелеваю, чтобы утром она встречала меня в Доростоле…

Сжимая в руке меч, быстро ступал впереди шагавшего за ним легиона магистр Петр. Все явственнее проступали перед ним стены и башни Доростола. Вот они почти рядом, и магистр остановился, поднес к глазам руку. Зрение его не обмануло: впереди, заслоняя собой крепостные стены, действительно темнела какая-то длинная лента. Петр сделал по направлению к пей еще несколько осторожных шагов и отпрыгнул назад, в переднюю шеренгу легионеров.

— Русы! — крикнул он. — Под стенами русы.

В тот же миг засвистели со стен стрелы, полетели на звук его голоса сулицы. Крики людей и звон оружия заполнили пространство перед крепостными стенами. Полз по Дунаю густой дым, все больше заволакивал реку. Сквозь его пелену кое-где прорывались языки пламени, эхо разносило по берегам звуки яростного боя. Вдоль правого берега, прижимаясь к нему почти вплотную, плыли против течения тяжело груженные конскими тушами русские ладьи, одна за другой втыкались носами в песок напротив Доростола. Толпы болгарских стариков, женщин, детей бросались к ним, помогали гребцам сбрасывать с поклажи мокрые шкуры.

В доростольской церкви только что закончилось богослужение. В раскрытую дверь выходили группы прихожан, растекались по площади, исчезали в узеньких кривых улочках. Поток верующих постепенно редел, и когда он почти иссяк, в дверь храма вошел князь Святослав в сопровождении воевод Микулы и Стояна, которые прежде сидели на скамье недалеко от входа. Еще остававшиеся в церкви редкие прихожане торопливо уступали им дорогу, стремились побыстрее и незаметнее проскочить к выходу. Некоторые, посмелее, останавливались и с любопытством смотрели вслед киевскому князю и его спутникам.

Из-за алтаря появилась и тотчас исчезла голова священнослужителя, после чего сбоку, из-за массивной колонны, неслышно выступила фигура в монашеской сутане с четками в руках. Он остановилась перед князем Святославом, низко склонила голову.

— Великий князь, патриарх Болгарии ждет тебя.

Прежде чем князь Святослав успел что-либо ответить, монах жестом пригласил гостей за алтарь. Открыл едва заметную в степе дверь, ввел их в небольшую комнату. Там находились двое: среднего роста коренастый мужчина в монашеском плаще и высокий изможденный старец с глубоко запавшими глазами в одеянии христианского священника. По знаку старца пришедший с князем Святославом монах исчез за дверью, хозяева комнаты и гости принялись осматривать друг друга. Священник первым нарушил молчание.