Мертвые собаки - [10]

В комнате, до отказа забитой лишь самой необходимой мебелью, Володя снял со своей шеи малыша.

— Пора тебе спать, старина, завтра в садик!

— А ты мне сказку расскажешь, папа!

— Ты уж извини, сынок, сегодня засыпай без сказки!

Рискуя перевернуть небольшой стол, уставленный закусками, мужчины протиснулись на балкон.

— Вид тут у тебя красивый! — пропыхтел Камушев.

— Да! Особенно вечером! Вся строительная площадка как на ладони! Огни от сварки фейерверком по потолку мечутся, да уж больно беспокойный свет тот, не для отдыха он! Неоновая реклама вечерних ресторанов меня больше прельщает, но уже успел позабыть, когда и в каком городе в последний раз в ресторане был! Беда всех новых городов в том, что после работы пойти и отдохнуть некуда! Общежитие да работа, работа да общежитие! А персонал надсмотрщиков общежитий, по–видимому, своё воспитание в питомнике служебного собаководства получил! Никого мимо не пропустят, каждого, кто на порог ступит, облают! Я в этих общагах, наверное, на всю свою оставшуюся жизнь запах грязных портянок в свою кожу впитал!

— Моя жизнь тоже, в основном, на стройках прошла! — согласился с Безродным Камушев. — А стройка это всегда самое грязное место в жизненном пространстве! Копошишься в той грязи, как червяк, копошишься, а когда вылезет на свет что–то приличное, то тебя к нему даже и на порог не пустят, чтобы пол своими ногами не пачкал!

— А вот и Таня! — оживился Безродный, — Что ты там так долго возишься?

— О чём это вы тут секретничаете? Наверное, опять про работу? — улыбнулась Татьяна.

— А если не о работе, а о женщинах, например, что тогда? — с улыбкой, задал ей встречный вопрос Владимир. Он забрал из рук жены кастрюлю, благоухающую ароматом тушеной картошки, и поставил её на рядом стоящую табуретку.

Татьяна с подозрением взглянула на обоих, но, не прочитав на их улыбающихся лицах ничего вразумительного, продолжала:

— У вас, мужиков, только три темы для разговора! Сначала работа, работа, работа, а потом водка и бабы!

Когда, наконец, все разместились за столом, и рюмки были наполнены, Камушев провозгласил тост:

— За новую семью! Будьте счастливы!

— Спасибо, Александр Иванович, за добрые пожелания! — поблагодарил Безродный, после того, как рюмки были осушены. — Но обычный тост для таких случаев, — продолжал он, — звучит так: выпьем за успехи в труде и счастье в семейной жизни, что в переводе с советского языка на человеческий означает: выпьем за бизнес и за секс!

— Отличный тост, — рассмеялся Камушев, — пусть он будет следующим!

— И на кого, я дура, польстилась? — обласкала мужа своим взглядом Татьяна. — Бабник! Ой, бабник!

— Папа, а что такое секс? — спросил Женька.

— А тебе уже давно пора спать! — вспомнила Татьяна.

— Пусть мне папа сначала сказку расскажет, — упёрся Женька, — тогда пойду спать!

Из последней реплики Камушев понял, что Безродный уже давно освоил это пространство в качестве хозяина.

Когда первая бутылка опустела, Татьяну потянуло на песни. В годы своей молодости Камушев тоже любил петь. Но годы те давно ушли, оставив в памяти лишь первые строчки давно устаревших песен. Когда, по причине застолья, где–либо пели, он тоже старательно шевелил губами, но издавать при этом музыкальные звуки, почему–то стеснялся. Из Безродного певец тоже был, не ахти какой, но когда последние строчки куплета повторялись, он с воодушевлением их подхватывал, и в этом случае дуэт получился вполне приличным.

— Как бы мне, рябине, к дубу перебраться,

— вела высоким голосом Татьяна, —

Я б тогда не стала гнуться и качаться.

Тонкими ветвями я б к нему прижалась,

И с его листвою день и ночь шепталась.

Когда были исполнены пара песен, то Камушев вскользь заметил, что начальство уже давно атакует его по поводу отсутствия внутри их предприятия коллектива художественной самодеятельности. И так как, наконец–то, обнаружились истинные таланты, то он вскоре сможет выполнить это важное партийное поручение. После такого откровения Татьяну на песни уже не тянуло.

Это застолье было Камушеву в тягость. В подобных случаях он всегда оказывался в центре внимания, всегда кому–то что–то надо. В основном люди демонстрировали свои тесные комнатушки и просили квартиры. Так как жильём Камушев практически не ведал, то старался избегать приглашений в гости. Здесь он тоже ожидал, что у него будут клянчить улучшения жилищных условий, и на этот счёт у него были кое–какие соображения.

Но разговор о жилье не возникал, и Камушев почувствовал здесь себя совершенно лишним. Татьяна к мужниному плечу приникла, ребёнок у названного отца на коленях пригрелся, а он, Камушев, будто через замочную скважину в чужую дверь подглядывает.

— Ну, коли рюмки налиты, то давайте, на посошок, за новую фамилию выпьем! — поднял он тост. Сказал, да как сквозняком на сдобное тесто дунул, скисли хозяева что–то.

— Женя! Тебе, сынок, уже давно спать пора! — наклонился к ребёнку Владимир.

— А ты ещё мне сказку не рассказал! — напомнил ему Женька. Он поудобнее устроился на мужских коленях, давая понять, что так просто от него не отделаются.

— Ну, хорошо! — согласился Безродный, — Я расскажу тебе сказку, но только при условии, что ты сразу же пойдёшь спать! Договорились?