Мертвые дома - [10]

— Кармен-Роса, не лезь на котопери, ты не мальчишка!

Сеньорита Беренисе ничуть не походила на мать. Она никогда не была замужем и не рожала внебрачных детей — «ни богу свечка, ни черту кочерга», как сказал бы отец Тинедо. Ее жизнь протекала в маленьком мирке, который ограничивался школой и несколькими деревьями гуайявы. Плоды были большие, как груши, с белой кисло-сладкой мякотью. Сеньорита Беренисе героически защищала их от солнца, от ветра, от птиц и от дождей, но не от своих учениц.

Это была бледная женщина, чрезвычайно опрятная, всегда пахнувшая мылом и речной водой, всегда свежеумытая и одетая в белое. Когда ее светлые волосы начали седеть и потом совсем поседели, Беренисе стала напоминать лилию, облако, парус.

Кармен-Роса была не слабостью, как думали иные, а гордостью сеньориты Беренисе. Она много лет преподавала в этой маленькой школе (в один прекрасный день министерство просвещения назначит ей пенсию, ей уже обещали), и никогда еще перед ней на ученической скамье не сидела девочка более внимательная, более прилежная, более любознательная. Она приходила первой, таща за собой Мартику, и уходила последней, съев самые лучшие гуайявы и задав тысячу вопросов, которые большей частью ставили учительницу в тупик.

— Сеньорита Беренисе, на каком расстоянии от нас находится самая далекая звезда?

— Сеньорита Беренисе, почему из моря не выливается вода, когда земля вращается?

— Сеньорита Беренисе, почему у курицы появляется сначала яйцо, а потом уже дети?

— Сеньорита Беренисе, откуда родом мать детей Каина?

Может быть, Беренисе втайне сожалела, что у нее нет дочки, такой же, как Кармен-Роса. Может быть, она с горечью думала об этом неисполнимом желании в час ангелюса, когда дом был пуст и при желтоватом свете карбидной лампы ее одиночество казалось еще более безотрадным. Но это не значит, что она относилась к Кармен-Росе снисходительнее, чем к другим.

На выпускных экзаменах сеньорите Беренисе представился случай доказать ученицам и самой себе, что ее расположение к Кармен-Росе не было капризом или несправедливостью по отношению к другим девочкам Ортиса. Из Калабосо приехал бакалавр, представитель совета по делам просвещения, и составил экзаменационную комиссию, в которую, помимо него, вошли сеньорита Беренисе и сеньор Нуньес, учитель мужской школы.

Долго помнили в Ортисе эти злосчастные экзамены, которые не пошли дальше письменной проверки. Перед комиссией предстали семнадцать учеников и учениц самых различных возрастов. Перикоте, например, самый старший, уже носил длинные брюки и брился. Все они желали перейти в пятый класс, стать тем семенем, из которого произрастет будущий пятый класс в Ортисе, переставший существовать задолго до испанской чумы. Сеньор Нуньес и сеньорита Беренисе, волновавшиеся гораздо больше своих учеников, заранее знали, что это невозможно. Не может горстка несчастных заброшенных ребят, страдающих от глистов, малярии и нищеты, выучить все то, что необходимо для сдачи экзаменов в соответствии с требованиями, выработанными в Каракасе для здоровых и нормально питающихся детей.

Сеньорита Беренисе больше, чем когда бы то ни было, напоминала лилию, а сеньор Нуньес вытирал пот клетчатым платком, когда бакалавр из Калабосо диктовал темы для письменной проверки по географии, грамматике и обществоведению: «Штат Трухильо. Население, реки, округа, муниципалитеты…», «Наречие. Определение и классификация», «Конституционные права граждан Венесуэлы».

На другой день свершилось неизбежное. Бакалавр из Калабосо пришел очень огорченный в школу сеньора Нуньеса, где должен был состояться устный экзамен. Как человек, бросающий в воду ненужный предмет, он уронил на стол учителя толстую пачку листков.

— Работы нельзя зачесть, даже сделав усилие во имя милосердия, — сказал он. — Почти все подали чистые листки, а те, кто пытались развить хотя бы одну тему, сделали бесчисленное количество ошибок. Каллиграфия настолько зачаточна, словно писали шестилетние дети. Об орфографии и говорить нечего. Вы должны понять…

Нуньес и Беренисе понимали слишком хорошо. Они даже хотели заговорить о чем-нибудь другом — о том, какое суровое лето в этом году, о пошатнувшемся здоровье епископа. Но бакалавр из Калабосо продолжал, теперь уже с улыбкой:

— Разумеется, есть исключение. Работа этой девочки превосходна.

И он извлек из кожаной папки листки, исписанные Кармен-Росой. Яркий румянец залил лицо сеньориты Беренисе. Растроганный сеньор Нуньес порывисто пожал руку учительницы.

Бакалавру из Калабосо выпала тяжелая задача объявить о гекатомбе толпе жаждущих, которая ожидала у дверей школы.

— Можете возвращаться домой. Устного экзамена не будет.

Сеньорита Беренисе взяла за руку Кармен-Росу:

— Ты останешься.

Кармен-Роса одна держала устный экзамен перед тремя экзаменаторами, не отдавая себе ясного отчета в том, что происходит. Потом, когда она поняла, что единственная из всех и к тому же с отличием перешла в пятый класс, которого никогда не будет в Ортисе, она расплакалась.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Церковь и река

10

Отец Перния, мулат из штата Яракуй, совсем не походил на отца Франческини. Он ничем не напоминал и отца Тинедо. В том, что душа отца Перния пылала неугасимой верой в истинность его религии, не было никаких сомнений, как и в том, что священник был человек мужественный. Только благодаря вере и мужеству отец Перния столько лет оставался среди этих развалин, не ропща на судьбу и не испрашивая перевода, словно его, волевого и предприимчивого, родившегося, чтобы основывать города, а не смотреть, как они умирают, окунать младенцев в крестильную воду, а не лить смертный елей, могла удовлетворить роль бессильного свидетеля гибели поселков в льяносах.