Мертвое ущелье - [11]

Воспоминания жили в подсознании его мозга, потрясенного жизнью, войной и поврежденного этими потрясениями. Он смотрел на дом, как завороженный, стоя ¦ глубоком оцепенении. За все время своей лесной жизни он не встречал здесь ничего подобного. Потому что в глухой тайге поблизости не было даже остатков жилищ человека, а очень далеко они с Хромым не ходили — корма хватало. И только на побережье можно было найти два-три полуразвалившихся домика-времянки, в которых когда-то давно жили лесорубы-сезонники, да еще этот вот дом. Но оба они, и волк и человек, избегали побережья, потому никогда и не натыкались на человеческое жилье, пусть даже брошенное.

Он смотрел на дом и слышал, как громко стучит его сердце. Удары отдавались в голове гулко и болезненно. И вдруг в его памяти снова взвились и заполоскались, простираясь до самого неба, алые языки пламени. Они схватывали, облизывали дом, похожий на этот. Юноша отчетливо видел, как огонь вырывается из окон, взвивается вверх, обтекая крышу и соединяясь с другими языками метущегося ослепительно яркого пламени...

Игнат вздрогнул, будто очнулся от сна. Хромой стоял совсем рядом, настороженно глядя ему прямо в глаза. Он понял, что волк обнаружил что-то еще. Вглядевшись, он тоже увидел едва заметное движение там, где была темная входная щель в это жилище.

Надо было уходить. Не выпуская из руки лук, Игнат метнулся в глубь леса, на ходу стирая рукой с лица непонятно как появившийся обильный пот на лбу и висках. Волк бежал за ним следом, не обгоняя, как и полагается бежать волку в стае, хотя и такой малочисленной. На этот раз вожак — Игнат — бежал впереди.

Юноша мчался без остановки длинными сильными прыжками. Мчался так до самой пещеры. Возле логова, внизу у холма, остановился, глянул на Хромого, шагом поднялся по уступу и вошел внутрь.

Сегодня они кормились так, как бывало в дни охотничьих неудач,— ели запасы. Насытившись, сходили к роднику, затем волк улегся у стены, а человек сел к тлеющим угольям и раздул огонь. Он не хотел спать. Голова его гудела. Ему снова виделся огонь из его забытого прошлого. И в ушах будто звучал гул ветра и рев всепожирающего пламени. Сквозь туманную пелену полусна или видения (ему часто казалось, что он дремлет, а иногда это было будто наяву), сквозь белесую пелену он видел возле дома, охваченного пламенем, лежащих на земле мертвых людей. Он их отчетливо видел, но так бывало и прежде. А сейчас почувствовал что-то новое в этом видении. И вдруг понял: где-то в отдалении метались фигуры. Было непонятно, что это за люди, и вообще — люди ли это? То есть такие же существа, как и он, Игнат?..

Треснул уголек в костре, и все внезапно исчезло. Игнат продолжал сидеть в той же позе у огня. Хромой спал на своем месте. Игнат смотрел на огонь и думал.

Юноша и прежде нередко ставил перед собой вопрос: кто же такой он сам? Почему он живет в лесу? Иногда ему казалось, что он такой же зверь, как Хромой, ведь он же воет, как и его серый собрат, и охотится вместе с ним, и живет. Ему хорошо, так можно жить всегда... Но, заглядывая в родник, он снова видел свое отражение, и сомнения, раздумья и тревога вновь овладевали им.

8. ОПАСНОСТЬ

Прошли еще сутки, а приказа еще не поступало. Каждые четыре часа в условленное время радист включал приемник и слушал эфир. Радиограммы не было.

Крюгер наблюдал за тайгой и морем. Снова несколько раз проходил русский патрульный корабль и скрывался за дальним мысом. Все было спокойно.

Едва слышно зашуршал мох — подполз ефрейтор.

— Герр штурмфюрер!

— Да,— буркнул Крюгер, не разжимая челюстей и не отрывая глаз от окуляров бинокля.

— Обнаружены следы.

Офицер сосредоточенно поджал губы, опустил бинокль и, не поворачивая головы, покосился на солдата.

— Где?

— На самом берегу, герр штурмфюрер!

— Что там?

— Почти у самой воды, возле перевернутой рыбацкой лодки, я обнаружил след человека в сапогах не солдатского образца. След не очень четкий, но разобрать можно. Кроме того, у самой лодки найден мною глубокий и четкий отпечаток тыльной части приклада. По форме затыльника понятно, что это охотничье ружье. Видимо, тот, кто приходил к лодке, отдыхал там, опираясь ружьем — прикладом — о землю. Предполагаю, что следы оставлены более суток назад, на рассвете.

— Хорошо,— сказал Крюгер,— иди и посмотри, откуда он приходил и куда ушел. Проверь направление.

— Слушаюсь!

Крюгера каждый раз раздражала многословность и обстоятельность ефрейтора Фогеля, ему казалось, что тот слишком много себе позволял. Докладывая детали, он как бы навязывал ему, Крюгеру, свое мнение, словно подсказывал, как штурмфюрер должен поступить в том или ином случае. Именно это злило Крюгера, ему казалось, что Фогель иногда размышляет над тем, всегда ли правильно они действуют под его, Крюгера, командованием. Он был твердо убежден, что солдат не должен размышлять вообще. Но Фогеля не одергивал. Опыт разведчика подсказывал ему, что ефрейтор сообщает важные и нужные сведения. Тем более, что тот всегда быстро и четко исполнял приказы.

Надо было самому осмотреть обнаруженные следы. Сообщение было важным и тревожным.