Мертвое «да» - [5]

Шрифт
Интервал

На заброшенный свой городок
Смотрит третье столетье Христос.
Я родился не в этом краю,
В замке герб на воротах чужой…
Но сегодня тревогу мою
Я несу полевою межой.
Ты, сумевший так многое дать,
И за это распятый людьми,
И мою непосильную кладь
На Свой сгорбленный крест подыми…

ПРОСТОЙ ПЕЙЗАЖ

Слова печальны и просты,
Не хочет сердце слов заумных.
Да и к чему? — поля, кусты,
Полоска облаков чугунных…
Унылый снег опять идет,
Привычной болью сердце вяжет.
Не каждый этот край поймет,
Не каждый путь в него укажет.
Mahrisch Trubau, 1929

«Были очень детские мечты…»

Были очень детские мечты,
Были нежность, дерзость и тревога,
Было счастье. И со мною — ты:
Было все, и даже слишком много.
Было нам по восемнадцать лет.
Нам казалось, это будет вечно.
Но растаял даже легкий след,
Точно утром Путь растаял Млечный.
Я уже не плачу о былом,
Видно, так угодно было Богу,
Чтобы с каждым часом, каждым днем
Мы себя теряли понемногу.

«Я стал теперь взрослее и скромней…»

Я стал теперь взрослее и скромней,
Но в сердце те же розовые бредни.
Воздушный замок грудою камней
Лежит в пыли, не первый, не последний…
И так идут короткие года,
Года, что в жизни лучшими зовутся…
И счастье в двери стукнет лишь тогда,
Когда «войди» — уста не отзовутся.

«Только утро любви не забудь…»

Только утро любви не забудь.

И. Анненский

Только утро любви не забудь,
Только утро — как нищая в храме,
Мы, внезапно схватившись за грудь,
Ничего не увидим за нами.
Будет серая тьма жестока,
И никто нам уже не поможет,
Лишь прохожий, что два медяка
На глаза, а не в чашку положит.

«Сколько лет безжалостно убито…»

Сколько лет безжалостно убито,
Но о прошлом больше не жалей.
Голубое небо приоткрыто
Изумрудной россыпи полей.
Стану снова радостным и новым,
Перейду зеленую межу.
Никого на свете честным словом
Я теперь напрасно не свяжу.
Каждый нынче весел и свободен,
Каждый в теплом ветре обновлен.
В эту землю, в этот Дом Господень.
Я опять без памяти влюблен.

«Снова воздух стоит на меже…»

Снова воздух стоит на меже,
Снова полдень не двинется в небе,
Темно-синие звезды уже
В золотистом рассыпались хлебе.
Мой любимый цветок — василек.
Я люблю только небо да поле.
Снова камень от сердца отлег,
Хоть оно, как и прежде, — в неволе.
Так часами лежать и лежать
Под широким парчовым отлогом,
Скоро месяц опустится жать
Васильки загоревшимся рогом.
Ибо в небе услышали весть,
Что небесных волшебней и краше
На земле звезда синие есть,
Деревенские, скромные, — наши.

«Есть тишина, которой не смутить…»

Есть тишина, которой не смутить,
И есть слова, которых мы не в силе
Произнести и повторить
Ни в этой жизни, ни в могиле.
Душа безмолвна и чиста,
Ей нелегко живется в свете,
Она давно уж не в ответе
За то, что говорят уста.
Не то, не то! Но так пройдут года,
И мы не скажем правды никогда.
1928

Свадьба

1. «Все в этом мире случается…»

Все в этом мире случается,
Все непонятно для нас.
Пышною свадьбой кончается
Каждый хороший рассказ.
Вот понесли за невестою
Шлейф, и вуаль, и цветы.
Перед дорогою крестною
Стала прекраснее ты.
Узкие кольца меняются,
Сказано мертвое «да».
Повесть на этом кончается.
Падает с неба звезда
И на куски разбивается.

2. «Священник ведет новобрачных…»

Священник ведет новобрачных.
Растерянный взгляда жениха.
Как облаком, тканью прозрачной
Невеста одета, тиха.
Все тленно. Конечно, изменит
Она ему через год.
Но чем этот мальчик заменит
Все то, что он нынче не ценит.
Все то, что он ей отдает?
Давос, 1929

ГАБСБУРГ

На портрете он бледен и худ,
Плечи сдвинуты детски-сутуло.
За таких, как на праздник, идут
Под холодное вражее дуло.
Цвет волос — золотистее ржи,
Взгляд очей его — девичьи зыбкий.
Сколько нежности, горя и лжи
В незаметной надменной улыбке.
Только больше молчали уста —
Возле губ две короткие складки.
Для коня: мановенье хлыста,
Для людей — мановенье перчатки.
У него было мало друзей,
Были только влюбленные слуги.
Я хожу теперь часто в музей
Проводить перед ним все досуги.
Этот взгляд — как густое вино,
В драгоценном налитое кубке.
Тяжело Золотое Руно,
Если плечи так узки и хрупки.
Сердце, сердце, что сделал с тобой
Этот призрак Эрцгерцога зыбкий?
Значит, могут быть нашей судьбой
Мертвецов неживые улыбки?

«Только след утихающей боли…»

Только след утихающей боли…
С каждым валом — слабей валы.
Легкий сумрак. В осеннем поле
Тянут медленный плуг волы.
Между небом и между нами
Заполняется мглой провал.
Мы во всем виноваты сами,
Ты у нас ничего не брал.
Тишина… Тишина такая,
Тишина на земле и в нас,
Словно в мире совсем иная
И хорошая жизнь велась.
Словно осенью мы не те же,
А серьезнее и грустней, —
О себе вспоминаем реже,
Вспоминаем Тебя ясней…

«Уходила земля, голубела вода…»

Уходила земля, голубела вода,
Розоватая пена вздымалась…
Вместо сердца — кусочек холодного льда,
Сердце дома, наверно, осталось.
Время шло, но последний томительный год
Был особенно скучен и долог.
Горечь все наплывала, копилась, и вот
Оживать стал прозрачный осколок.
И забился, как сердце, но только больней,
Угловатые стенки кололи.
Так прибавились к боли привычной моей
Капли новой томительной боли.

Книга жизни

1. «Не нами писанные главы…»

Не нами писанные главы,
Но нам по этой книге жить,
Терять надежду и тужить,
Искать и подвига, и славы,
И вдруг понять, что не дано
Нам изменить хотя бы строчки,

Рекомендуем почитать
Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).


Страсть к успеху. Японское чудо

Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Джоан Роулинг. Неофициальная биография создательницы вселенной «Гарри Поттера»

Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.


Ротшильды. История семьи

Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.


Милосердная дорога

Вильгельм Александрович Зоргенфрей (1882–1938) долгие годы был известен любителям поэзии как блистательный переводчик Гейне, а главное — как один из четырех «действительных друзей» Александра Блока.Лишь спустя 50 лет после расстрела по сфабрикованному «ленинградскому писательскому делу» начали возвращаться к читателю лучшие лирические стихи поэта.В настоящее издание вошли: единственный прижизненный сборник В. Зоргенфрея «Страстная Суббота» (Пб., 1922), мемуарная проза из журнала «Записки мечтателей» за 1922 год, посвященная памяти А.


Голое небо

Стихи безвременно ушедшего Николая Михайловича Максимова (1903–1928) продолжают акмеистическую линию русской поэзии Серебряного века.Очередная книга серии включает в полном объеме единственный сборник поэта «Стихи» (Л., 1929) и малотиражную (100 экз.) книгу «Памяти Н. М. Максимова» (Л., 1932).Орфография и пунктуация приведены в соответствие с нормами современного русского языка.


Темный круг

Филарет Иванович Чернов (1878–1940) — талантливый поэт-самоучка, лучшие свои произведения создавший на рубеже 10-20-х гг. прошлого века. Ему так и не удалось напечатать книгу стихов, хотя они публиковались во многих популярных журналах того времени: «Вестник Европы», «Русское богатство», «Нива», «Огонек», «Живописное обозрение», «Новый Сатирикон»…После революции Ф. Чернов изредка печатался в советской периодике, работал внештатным литконсультантом. Умер в психиатрической больнице.Настоящий сборник — первое серьезное знакомство современного читателя с философской и пейзажной лирикой поэта.


Чужая весна

Вере Сергеевне Булич (1898–1954), поэтессе первой волны эмиграции, пришлось прожить всю свою взрослую жизнь в Финляндии. Известность ей принес уже первый сборник «Маятник» (Гельсингфорс, 1934), за которым последовали еще три: «Пленный ветер» (Таллинн, 1938), «Бурелом» (Хельсинки, 1947) и «Ветви» (Париж, 1954).Все они полностью вошли в настоящее издание.Дополнительно републикуются переводы В. Булич, ее статьи из «Журнала Содружества», а также рецензии на сборники поэтессы.