Мертвецы - [13]

Его дыхание воняло табаком и старыми канализационными трубами. Но я бы лучше нюхал эту вонь, чем слушал то, что он говорил. Я молчал и смотрел в сторону.

– Не стоит тебе со мной связываться, с кем угодно, только не со мной. Знаешь почему, Блэйки? Я тебе скажу почему. Потому что я тебя ненавижу. Ненавижу и буду ждать, когда ты слажаешь. А ты слажаешь. Может, завтра. Может, через год. Посмотрим.

Он похлопал меня по щеке и ушел. Не знаю, внутрь он пошел или нет. Я не замечал ни входящих, ни выходящих. Я не мог смотреть им в глаза. Я знал, что они будут пялиться на меня. И знал, что они будут думать. Почти сразу я отвалил, ненадолго. Если я не могу смотреть, кто входит и выходит, какого хрена мне там стоять? Я зашел за угол, стоял, курил и пинал хуи. Я знал, что вышел из строя. Я ж вышибала. А какой вышибала уйдет от двери? Это было неправильно, но вернуться туда не мог. Может, это конец.

Может, мне не стоит больше работать вышибалой.

Когда я вернулся, сигарет уже не осталось, а Рэйчел закрывала кабак. Я стоял у двери, смотрел, как посетители медленно выползают из бара, и кивал только тем, кто кивал мне, таких было немного. Рэйч отправила остальных домой пораньше, так что к полуночи там не осталось никого, кроме нее и меня.

Я взял себе кружку пива и уселся у края барной стойки, наблюдая, как Рэйчел занимается своими делами. На самом деле я на нее не смотрел. Глаза следили за ее приятной фигурой, а мозг был занят совершенно другим. Она тоже на меня особо внимания не обращала, заканчивала дела, чтобы свалить домой. И избегала моего взгляда. Может быть, в обычной ситуации это показалось бы мне игранным, потому что по характеру она общительная. Но тогда я об этом даже не задумался.

Как я уже сказал, мозги у меня были заняты совершенно другим.

– Пока, Блэйк, – сказала она в конце концов.

– Да, Рэйч. Бывай, Рэйч.

– Что, милый?

Я открыл рот, но не смог сказать ни слова. Я должен был знать. Нельзя идти к бабам со своими проблемами. Ни хрена из этого не получается. Ты просто не сможешь вывалить их на бабу, а если и сможешь, все равно она все не так поймет. Не, есть только одни люди, которые могут помочь разобраться с этим дерьмом. Это друзья.

– Так что там, Блэйк?

– Да ладно, неважно.

– Ты в порядке, дорогой?

– Ага.

– Держи, – сказала она, протягивая мне конверт. – Это тебя взбодрит.

Я открыл конверт и насчитал пять червонцев. Я так напрягся из-за Мантонов, что забыл, что сегодня получка, и от этого мне стало еще паскуднее. Особенно учитывая вычеты из зарплаты.

– Пока, Блэйки.

– Ага, увидимся, Рэйч.

Я налил себе еще пива.

Мне потребовалось полминуты, чтобы понять, что тачка не заводится. Она хрипела, кашляла, но не заводилась. Иногда этот «Форд Капри» может быть и таким. Темпераментным. И нет смысла сходить с ума по этому поводу. «Капри» – как красивая женщина, и относиться к ней надо соответственно. Если она не хочет играть… Ну, это ее дело, в конце концов.

Так что я пошел пешком. Отмахал где-то с полмили до Катлер-роуд, глядя на пару ярдов повыше ботинок. «Пидоры, – говорил я после каждого шага. – Пидоры. Пидоры. Пидоры». Начав подниматься по лестнице в квартиру Легзи, я попробовал избавиться от этого настроения. Я всегда вытирал ботинки, когда заходил к корешу, и то же самое касалось всякого дерьма в голове. Я позвонил.

Я стоял на пороге, чесал яйца и думал, как же я хочу пить. Свет на кухне опять был включен, как и телевизор, который отбрасывал зеленые тени на стену прихожей. Он снова, шаркая, подошел к двери, как всегда.

– Здоров, Блэйк.

– Здоров, Легз.

Я взял себе холодного пива и плюхнулся на обычное место. Посмотрел на Легза, который опять рухнул на любимый диван и принялся нажимать кнопки на пульте, будто меня тут и не было. Он всегда так. Наверно, если бы я просто сидел и молчал, он бы с удовольствием смотрел телек в тишине, а потом встал бы и пошел в койку, по пути выключая везде свет. Он все переключал каналы, и это начинало раздражать, потому что времени хватало ровно на то, чтобы заинтересоваться, а потом Легз опять щелкал пультом. По одному каналу показывали только рекламу тех вещей, которые я не мог себе позволить, да и в Мэнджеле они не продавались. Еще по одной программе какая-то деваха танцевала и трясла сиськами на сцене, в дыму. Еще где-то показывали новости, и тут Легз решил притормозить.

Как обычно, показывали войну. За кадром что-то говорили, но я не мог расслышать ни слова. Где-то сорок трупаков лежало на полу, все на спине, большинство накрыто с головой, только иногда торчали руки или ноги. А вокруг стояли солдаты с оружием наизготовку. Но стрелять было не во что. Они смотрели на оператора, на мертвецов на полу, снова на оператора. Я подумал, не прикидывают ли они сделать и из него трупаря. Они могли забрать его оборудование и загнать за пару фунтов, только так. Но я знал, что они этого не сделают. Застрелят оператора – и в телевизор уже не попадут.

– Еще че-нить есть? – спросил я.

Легз снова щелкнул и нашел фильм. Показывали угол какой-то улицы, ночью. На одной стороне в тени стоял мужик и кого-то ждал, поигрывая ножом. С другой стороны шла деваха с большими сиськами и блондинистыми волосами, помахивая сумочкой и что-то напевая. Деваха была та самая, которая раздевалась по другой программе.