Мертвая зона - [49]

— Петро!.. — бросился к парнишке Крамаренко. — Ах ты, беда какая!.. Говорить-то можешь?

Несмотря на пережитое потрясение, парнишка, видимо доводившийся родственником и убитому старику и лейтенанту, довольно связно поведал о трагической кончине Георгиевского кавалера Трофима Крюкова, воевавшего с немцами еще в первую мировую войну.

— Ехал я до дому мимо балки, — сбиваясь и останавливаясь, начал Петро. — Вижу: чужие… А в милиции никого нету… Дедуня сидит на завалинке с берданкой. Спрашиваю: «Где начальник?» Отвечает: «Все начальники поехали на машинах до шляху. А зачем тебе они?» Я ему: «Какие-то люди в Мокрой балке». Он отпросился у милиционера, что в самой милиции дежурил, садится в коляску — берданку между колен — и говорит: «Погоняй прямо туда!» До места не доехали, приказал: «Останови… Если тут кто чужой, мы его на мотоцикл выманим. Ему сейчас мотоцикл дороже золота». Выманули… Поставили мотоцикл на бугорок, чтоб его видно было, сами — в низинку, под кусты, на бровку балки. Дедуня берданку выставил, ждем… А только этот гад сзади обошел и с автомата по нас шарахнул. Сам бегом к мотоциклу. Дедуня только раз и выстрелил. Колесо в коляске пробил. А потом… Сомлел я, думал, тоже убитый… Очнулся, встать не можу. Рука болит, кровь идет, в глазах темень. Пояском руку перетянул, все равно идет. Коляска, гляжу, отцеплена, мотоцикла нет, и никого нет. Банка с маслом перевернута, масло вытекло. Зажег я спичку, сунул в коробок, вместе с коробком в масло кинул, чтоб вы дым увидели и приехали, сам в другой раз сомлел…

Несмотря на недостаток времени, тщательно изучили следы трех человек вокруг обрызганной кровью валявшейся на боку коляски мотоцикла, установили, что пуля из берданки деда Трофима, кроме того что попала в коляску, чиркнула по протектору заднего колеса самого мотоцикла, оставив след. Сергеев, Meщеряков и Коломойцева, спустившись в овраг, нашли отпечаток поврежденного протектора на сыром песке возле родника и второй такой же отпечаток на выходе из оврага.

С лупой в руках Коломойцева тщательно изучила эти следы, сфотографировала их, для верности еще и срисовала в блокнот.

— Есть у нас и особые приметы, — рассматривая следы, сказал Сергеев. — Для начала не так уж их мало: форма диверсанта, его запах, поврежденный протектор мотоцикла…

— От которого Гайворонский постарается избавиться при первой же возможности, — сказал Мещеряков.

— Думаю, что торопиться с этим делом не Судет, — возразил Сергеев. — Мотоцикл ему как подарок судьбы: во многом облегчит передвижение в пространстве. Вопрос в другом: взял ли он с собой рацию или где-нибудь здесь спрятал?

— Да, это один из основных вопросов, — согласился Мещеряков. — И ответить на него — ваше дело, на то вы и уголовный розыск.

«Теперь уже и шпионы о диверсантами стали „нашим делом“», — подумал Сергеев, но возражать не стал: грани между обязанностями ведомств Мещерякова и Сергеева в военное время во многом стирались, во многом совпадали. Гайворонский, как змея после линьки, оставил свою шкуру, сам исчез, искать его надо общими усилиями. Только попробуй найди… Едва ли он в этом районе рискнет выйти в эфир, да и в других районах не так просто будет его обнаружить при таком недостатке радиопеленгаторов, столь необходимых на вплотную придвинувшемся фронте.

Версия, что Гайворонский спрятал рацию в Мокрой балке, казалась Сергееву сомнительной: в воде не спрячешь — родник всего лишь небольшая лужица под железной трубой, торчащей из горы, точнее, из склона оврага. Из трубы струйкой течет вода. Зарыть рацию в землю у Гайворонского не было времени, да и не станет он это делать: собака тут же найдет. Если и это место засыплет табаком, поведение ищейки укажет, что здесь что-то спрятано. Главное для Гайворонского — связь его с центром, поэтому рацию он никому не доверит и нигде не оставит. Само собой, что такой руководитель диверсионной группы должен владеть не только оружием, подрывным делом, но и радиообменом…

К вечеру того же дня силами истребительного батальона майора Джегурды прочесали всю местность, переловили по одному и группами дезертиров, скрывавшихся в степи, человек около двадцати взяли с оружием, отправили в Сталинград для проведения следствия. Гайворонский как сквозь землю провалился.

Когда вернулись в правление колхоза, рядом с которым размещалось и районное отделение милиции, Мещеряков пригласил Сергеева в отдельную комнату и без предисловий спросил:

— Вы не один день и не один год знаете убитого в степи Беспалько-Хрыча. Ваше мнение: его связь с диверсионной группой носит случайный характер, или Хрыч — постоянный связной действующего в области резидента?

— По идее, — ответил Сергеев, — возможен любой вариант. Для таких, как Хрыч или Саломаха, очередное преступление мало что добавит к уже совершенным деяниям в смысле определения меры: дойдет до суда — и по совокупности определят самое строгое наказание, вплоть до «вышки». Однако, зная психологию уголовников, могу поделиться собственными наблюдениями и выводами… Эта братия отлично разбирается в уголовном кодексе и в принципе предпочитает с политикой не связываться. Почему? Да потому, что постоянная связь с резидентом, если он есть, а в военное время конечно же должен быть, рано или поздно будет обнаружена, так как за политическое преступление, измену Родине, искать будут с большей настойчивостью, чем за уголовное…