Мертвая земля, или Чужим здесь не рады - [2]

    - Командир, есть Симферополь и Керчь. В Симферополе, полоса освободиться через сорок минут. Керчь, готова принять хоть сейчас, но у них «взлетка» в аварийном состоянии, - через несколько секунд, после сеанса связи с диспетчером, произнес бортмеханик.

    - Керчь, - сжав зубы, прошептал командир. – Пусть подгоняют к полосе, все аварийные службы. Садиться будем жестко.

    - Командир, может, дотянем до Симферополя? – с тревогой в голосе спросил бортмеханик.

    - Не дотянем! Мне все хуже и хуже! – вытирая обильно проступивший пот с лица, ответил командир.

    - Аллочка, готовь пассажиров, - сказал бортмеханик, стюардессе, пристегиваясь ремнями к креслу.

    Тело мертвого пилота не убрали, оно так и осталось лежать в кабине самолета. Его всего лишь накрыли пледом.

    Самолет, кренясь на один бок, заходил на посадку. Первый пилот, чувствовал, что делает все из последних сил, еще несколько минут, и он потеряет сознание. Если бы не «вбитые» годами работы инстинкты, он бы уже давно потерял сознание, но ответственность за жизнь пассажиров не давала ему нырнуть в объятия забытья. Командир самолета, закусил до крови нижнюю губу, и, удерживая штурвал обеими руками, вел стальную птицу к земле.

    Умер летчик через несколько секунд, после того, как колеса шасси коснулись потрескавшегося бетона взлетной полосы керченского аэродрома. Самолет клюнул носом, зацепился крылом за бетон и, оставляя за собой целый фонтан искр, выскочил за пределы «взлетки».

    Первый пожарный расчет и карета скорой помощи, прибыли к месту аварии, через несколько минут после того, как самолет, развалившийся на несколько частей, остановился посреди поля заросшего бурьяном.

Глава 1.

    Темно-красный шар солнца садился за ближайшим холмом. Легкий бриз, накатывал упругими волнами со стороны моря, приносил с собой свежесть и прохладу. Если в полдень, этот свежий бриз, радовал разгоряченное небывалой в марте жарой, то под вечер, заставлял ежиться и кутаться в куртку. Идти по грунтовой дороге было очень удобно и приятно – мягкое покрытие пружинило под ногами. Степь пылала разнотравьем, одуряющий аромат степных трав и цветов, смешивался с легким запахом йода, которых приносил ветер с моря, превращая воздух в    потрясающий коктейль, которым хотелось дышать и дышать. До места, где располагался основной лагерь, оставалось всего ничего – пара километров, надо всего перемахнуть через вон ту сопку, и окажемся в распадке, где стояло шесть армейских палаток.

    Посмотрев на впереди идущих пацанов, я удовлетворенно хмыкнул и в очередной раз поздравил сам себя. Все-таки есть чем гордиться! Прошло всего семь дней, а этих пятерых оболтусов, просто не узнать. Идут себе и не жалуются, молча, шагают вперед, сгибаясь под тяжестью рюкзаков набитых песком. Вы спросите - зачем песок? Ну, а как по-другому? Когда выходили из лагеря, то в каждом рюкзаке были банки с тушенкой, картошка, пакеты с крупой и пачки макарон. Но человек, такая скотина, которая жрет постоянно, поэтому с каждым днем рюкзаки становятся все легче и легче. Согласитесь, что это не правильно! Рюкзак должен весить столько же, сколько и впервые минуты похода. Иначе никакого воспитательного процесса не будет.

    Вы спросите, зачем я мучаю детей? Ну, во-первых, какие они в свои четырнадцать - шестнадцать лет дети? А, во-вторых, видели вы, что вытворяют эти дети? Вы думаете, зачем пятерых пацанов, во главе с опытным инструктором (то есть со мной) отправили в автономный поход на неделю? Да, потому, что эти пятеро отморозков, не давали спокойно жить остальным двадцати детям.

    Наш лагерь принимал, по восемь смен в год, причем из этих смен, четыре были «бюджетные», то есть для детей из неблагополучных семей и интернатов. И в каждой такой смене находилось несколько человек, которые считали, что они должны командовать и понукать остальными. Если не получалось обуздать таких заводил, то мы их, попросту, «выводили» из основного состава. Хотя, конечно, обычно, группу заводил-отморозков, уводили дней на семь-десять и шли они под руководством трех инструкторов. Но эта «смена» не задалась с самого начала – двое моих коллег не вышли на работу, а те, что остались Виктор и Людмила, закрутили амур друг с другом. Поэтому, я понятное дело, не мог их разлучить, вот и пришлось топать одному. Хотя, следует признать, что нынешние мои подопечные были не самые худшие дети. Бывали, знаете ли, и поматерей звери. Эти еще так себе – ни рыба, ни мясо. Относительно спокойные и управляемые.

    Я еще раз посмотрел вперед – до основного лагеря осталось всего нечего – подняться вверх по склону и перед нами откроется вид на бухту, где на засыпанной гравием площадке стояло шесть армейских палаток, над крышами которых вился дымок из печек-буржуек.

    Вот сейчас, идущий первым, Тимур Кашин, поднимется на самый верх, и не пождавших остальных броситься бежать вниз. Я слегка улыбнулся, представляя себе эту картину. Кашин поднялся наверх холма, остановился, глядя вниз, потом сбросил рюкзак на землю и уселся на него сверху.

    Не понял? А чего это он не бежит сломя голову вниз? Идущий следом за Кашиным, Артем и Олег, поднявшись на холм, тоже сбросили свои рюкзаки и уселись на них, дожидаясь прибытия остальных.