Мертвая пехота - [20]

— Пока нас глушат, Джулиан, придется довольствоваться только соображениями, — сказал вслух Элай. Вновь отер лицо. — Жарко, да, Джулиан?

Вопрос смутил офицера. Он смущенно улыбнулся.

— Есть немного…

— Тогда ты должен понять, почему я сворачиваю твои спасательные операции, — улыбнулся Ловсон.

Глаза Эрзарха удивленно расширились.

— Нам нужна энергия, Джулиан. Я лучше пущу ее остатки на системы жизнеобеспечения. Иначе мы тут скоро зажаримся.

— Но мы не должны бросать наших солдат, дор стратег! «Имперские каратели» всегда возвращаются за своими мертвыми! Вы сами так говорили, дор стратег! — голос офицера задрожал.

«Лоден свидетель, так лети на Раздор, смельчак. Вернись за мертвыми! Что же ты там не остался вместо Тэмса? Или не сдох, как Тимми, долбаный ты герой?»

— Ты делал хорошее, благородное дело, Джулиан. Ты молодец, и я непременно доложу о твоем рвении наверх. Но сейчас я должен подумать о тех, кто застрял вместе с нами на борту этого куска металлолома, понимаешь? Я не хочу превращать «Рывок» в космический склеп.

В ноге кольнуло, и Элай осекся. К горлу тут же подкатила сухая горечь, голова закружилась. Он едва не пошатнулся от нахлынувшей слабости, концентрируя взгляд на расплывающемся лице Эрзарха.

Слава Лодену, проклятый ловур ничего не заметил. Юнец был слишком занят своим возмущением.

— Дор стратег… но там же живые люди! — остолбенел он. — Там «Имперские каратели»! Там наши, дор стратег! Вы… Разве вы не понимаете?!

Если бы Элай чувствовал себя лучше, то с радостью бы дал ему гневную отповедь. Но сейчас слова были всего лишь словами и ничего в душе не трогали. А вот настойчивость Эрзарха раздражала.

— Я все понимаю, Джулиан. Но, надеюсь, ты оспаривать мой приказ не станешь? Операции отменить. До особого распоряжения. Ясно?

— Но…

«Лоден свидетель, да как ты не понимаешь, Джулиан? У нас нет энергии на твои благородные гарцевания! Мы торчим на орбите, как кит на отмели. Не нырнуть, не уплыть. Кораблей прикрытия нет. Станция уничтожена. Потери исчисляются тысячами! Все командование, кроме Сепара, погибло на станции! Да и сам Сепар вполне может жариться в одной из капсул, среди мусора. Думать надо о живых!»

— Мне тяжело это говорить, — вслух сказал Элай. — Но я должен думать об интересах своих людей. И ты тоже.

— Я… Я понимаю, дор стратег, — поник Эрзарх. Он повертел в руках свой шлем и по-детски шмыгнул носом. — Просто… Они там… Как в гробах…

Ловсон утер пот со лба и осторожно выдохнул. Легкие попросту горели от сухого и горячего воздуха, пропитавшего «Рывок» от кубрика до командной рубки. Но хотя бы этот молодой офицер все понял. Не вспыхнул злостью или обидой.

Не все такие сговорчивые.

— Я знаю, — сказал Элай, положив руку ему на плечо. — Не хуже тебя знаю. Нам лучше помолиться, Джулиан. Попросить Лодена Всемогущего, чтобы корабли прикрытия вернулись. И тогда мы сможем спасти оставшихся.

Ловур горячо кивнул. И в глазах его вновь вспыхнуло обожание. Ведь перед ним, перед молодым героем новой войны стоял герой прошлого. Тот, кто видел последний приход Улья. Тот, кто не потерял человечность, добравшись до поста стратега. Тот, кто был мудр, умен и добр.

«Лоден свидетель — ты противен, Элай. Твоя черная душонка прогнила насквозь».

— Отдыхай, Джулиан. Нам всем не помешало бы хорошо отдохнуть, — Ловсон подбодрил его улыбкой, и офицер, порывисто кивнув, развернулся и покинул комнату.

Романтичный юноша. Жизнь еще пообломает ему молодые зубы.

Клещ вновь пошевелился. Мерзкое чувство, когда в тебе копошится нечто чуждое. Нечто враждебное. Нечто настолько запретное, что любой из солдат императора мгновенно выпустит тебе кишки, как переметнувшемуся к тараканам предателю.

Самое досадное, что пять дней назад он пристрелил бы любого, в ком заподозрил клеща. Не разбираясь, хотя бы из чувства милосердия. Очень неприятно нарушать собственные принципы.

Элай вышел из каюты и отправился по тесному лабиринту узких коридоров в командную рубку. Туда, где у командирского пульта откидывается в сторону монитор с десятью проклятыми пирамидами. Где каждый вечер зеленых огней все меньше.

— Добрый день, — проговорил он, едва оказался в рубке. Прошел в ответном молчании через весь зал до командирского мостика. Взошел по ступенькам на возвышение и сел в кресло у пульта. Маленький надзиратель под полусферой черного купола. Если бы энергии хватало — сейчас над ним бы раскинулась звездная карта с десятками видеопотоков. И на одном из них крутились бы обломки станции.

Так что даже в вынужденной экономии можно найти свои плюсы.

У лестницы на его площадку стоял один из жрецов Калькуляции. Безмолвный адепт в черном одеянии, в черном капюшоне, с черной пустотой под ним. Руки спрятаны в широких рукавах. Голова склонена. Следит. Наблюдает. Ведет учет.

С Раздора слуг Калькуляции спаслось всего шестеро. Хотя, честно говоря, никто их спасать и не собирался. Сами просочились. И теперь на «Рывке» бродили шесть бездумных оболочек. Элай знал, что каждое слово «простых смертных», каждое их действие, каждый шаг постоянно анализируется бесстрастным наблюдателем. Фиксируется в его памяти, пока не придет считывающий сигнал со спутника, пока не унесет все заметки за много световых лет и не затрет все накопившееся в голове мертвого адепта, начав жизнь жреца с нуля.