Мертвая голова - [15]

– Уверяю тебя, это все.

– Ты ведь понимаешь, мы тебя ни в чем не обвиняем. Ты нам нравишься, и мы будем тебе покровительствовать. Есть два поверенных клуба – кордельеров и якобинцев, я принадлежу к «Братьям и друзьям». Выбери один из этих клубов и засвидетельствуй перед ним свое почтение.

– Какое почтение? – удивился Гофман.

– О, не юли, ты должен этим гордиться.

– Ты заставляешь меня краснеть, объяснись же.

– Смотри и суди сам, умею ли я угадывать, – сказал патриот.

И, открыв подорожную Гофмана, он ткнул своим запачканным пальцем в следующие слова: «Гофман, путешественник, прибывший из Мангейма, получил в Страсбурге ящик, помеченный буквами О. Б.».

– Так и есть, – подтвердил Гофман.

– Ну и что же находится в этом ящике?

– Я рассказал об этом местному начальству в Страсбурге.

– Посмотрите, что этот негодный тихоня привез сюда… Вы помните посылку патриотов из Осера?

– Да, – ответил один из приставов, – ящик сала.

– Зачем это?

– Чтобы смазывать гильотину! – воскликнули в один голос присутствующие, довольные собой.

– Но, – произнес Гофман, слегка побледнев, – какое отношение эта посылка патриотов имеет к моему ящику?

– Читай, – сказал парижанин, указывая ему на слова, написанные в его подорожной, – читай, молодой человек: «Путешествует с целью изучения политики и искусства». Так и написано!

– О, республика! – прошептал юноша.

– Признайся же нам, молодой друг свободы, – призвал Гофмана его покровитель.

– Это все равно что хвастаться мыслью, которая пришла в голову не мне, – возразил юноша. – Я не люблю ложной славы. Нет, ящик, что я получил в Страсбурге, который перешлют мне сюда, заключает в себе скрипку, краски и несколько кусков холста.

Эти слова несколько поубавили уважение, которым некоторые собеседники уже прониклись к Гофману. Ему вернули его бумаги, чокнулись с его рюмкой, но перестали смотреть на него как на спасителя угнетенных народов.

Один из патриотов все же заметил:

– Он похож на Сен-Жюста, но последний мне больше нравится.

Гофман, погруженный в свои мечтания, подогретые жаром камина, табаком и бургундским, некоторое время безмолвствовал. Но вдруг он поднял голову и спросил:

– Стало быть, гильотина здесь в ходу?

– Стало быть. После бриссотинцев, правда, казни пошли на спад, но их все еще довольно много.

– Не знаете ли, друзья, где мне найти хорошее жилье?

– Да где угодно!

– Но я хотел бы видеть вас почаще.

– О! Тогда сними комнаты на Цветочной набережной.

– Хорошо.

– Знаешь ли ты, где это?

– Нет, но название «цветочная» мне нравится. Я уже представляю себе, как живу там. Как туда пройти?

– Иди прямо по улице Анфер, и выйдешь как раз к набережной.

– То есть на берег реки, – заметил Гофман.

– Именно.

– A река, должно быть, Сена.

– Так и есть.

– Значит, Цветочная набережная находится на берегу Сены?

– Ты знаешь Париж лучше меня, дорогой немец.

– Благодарю. Прощайте. Теперь я могу отправиться туда?

– Тебе остается исполнить только маленькую формальность.

– Говори какую?

– Ты зайдешь к комиссару полиции и возьмешь у него билет, который даст тебе право свободно проживать в городе.

– Очень хорошо. Прощайте!

– Подожди, с этим билетом ты пойдешь в полицию.

– Ага, понятно.

– Там ты оставишь свой новый адрес.

– Хорошо. На этом все?

– Нет, потом ты должен будешь явиться в Национальное собрание.

– Зачем это?

– Чтобы указать средства, на которые собираешься здесь жить.

– Я все это в точности исполню. Больше от меня ничего не нужно?

– Еще надо будет принести патриотические дары.

– Охотно.

– И произнести клятву ненависти к французским и иностранным тиранам.

– От всего сердца. Благодарю вас за эти бесценные советы.

– Потом не забудь разборчиво написать на бумажке, которую ты прикрепишь к двери, свое имя и фамилию. А теперь иди, уважаемый, ты нам мешаешь.

Все бутылки к тому времени уже были опорожнены.

– Прощайте, благодарю вас за ваше участие.

И Гофман вышел на улицу со своей трубкой, сильно разгоревшейся. Так он вступил в столицу республиканской Франции. Это нежное название, Цветочная набережная, прельстило юношу. Гофман уже мечтал о маленькой комнатке с балконом, открывающим вид на Сену.

Молодой человек совсем позабыл о том, что на дворе стоял декабрь-месяц и дул северный ветер. Он забыл про зиму, смерть для природы. Цветы распускались в его воображении, в пару, вылетающем из его рта, он видел солнце, несмотря на мрак ночи. Гофман вдыхал аромат жасмина и роз, несмотря на зловония предместий.

Ровно в десять вечера юноша прибыл на Цветочную набережную, мрачную и пустынную, как и все северные набережные зимой. Здесь эта пустота и мрак ощущались особенно явственно.

Гофман был голоден, озяб и нигде поблизости не видел гостиницы. Подняв глаза, он заметил на углу набережной и Бочарной улицы большой красный фонарь, сквозь стекла которого виднелся тусклый свет грязного огарка. Этот фонарь висел, покачиваясь, на конце железного прута, что мог сгодиться в эти мятежные дни в качестве виселицы для какого-нибудь политического врага. Гофман смог разобрать несколько слов, написанных зелеными буквами на красном стекле: «Меблированные комнаты и особые номера».

Юноша сильно толкнул дверь, и она отворилась. Путешественник на ощупь вошел внутрь. Послышался суровый голос: