«Мерседес» на тротуаре - [55]

Шрифт
Интервал

Я понимаю, что лучшего шанса для побега у меня не будет. Пробегаю по воротине, едва ни наступаю на, глупо моргающую, физиономию Валентина. Но церемонится некогда. Впервые в жизни сразу открываю чужие запоры. И не мудрено. Задвижки на калитке устроены не слишком сложно даже для моего, технически не развитого ума.

Несусь по улице, обдавая встречных прохожих ядреным запахом коньячного перегара и одаривая счастливыми улыбками. Вперед к свободе. Вперед, к Кате!

* * *

Черную полосу жизни сменила белая. Я выскакиваю на остановку и успеваю запрыгнуть в коммерческий автобус. На пятьдесят копеек дороже и никакой толкотни и дно не отваливается. Салон на половину пустой, но я упорно стою. Молодая кондукторша не упускает случая прицепиться:

— Садись, дядя. У нас, что стоя два рубля, что сидя, опять два рубля. Так что ничего не сэкономишь. — Глупенькая. Откуда ей знать: я не деньги, я здоровье оберегаю.

— Я не экономлю. Я протестую. Мне зарплату не платят, так я стоячую забастовку объявил. Третьи сутки на ногах. Понятно, деточка? — Деточка улыбается. С чувством юмора у нее все в порядке.

Стою напротив кондукторши у передних дверей и радуюсь солнечному миру за ветровым стеклом. Навстречу солидно и осторожно, сверкая темно-синими, откормленными боками, катит здоровенная иномарка. Идентифицировать ее не могу по причине своей автомобильной необразованности. Но ничего: журналы я еще Лидке не вернул и, наверное, теперь удобного случая вернуть не представиться, так что устроюсь вечерком на диване и разберусь во всем многообразии мира четырехколесных. А может, не разберусь. Дома только один журнал остался. Второй застрял где-то в кабинете Волобуева. Не успеваю вспомнить о Геннадии Георгиевиче, как обнаруживаю его холеную физиономию. Он небрежно, одной рукой придерживая руль, восседает в том самом темно-синем, сверкающем монстре, который проплывает по ухабам навстречу нам.

Опоздал дорогуша. Ни расспросить меня не сможешь, ни на тот свет проводить. Довольная улыбка расплывается по моему лицу.

— Чему радуешься, дядя? — Любопытствует неугомонная кондукторша.

— Скажу — смеяться будешь.

— А я не согласная. В смысле — посмеяться…

— Радуюсь пользе опозданий. — Девчонка начинает смеяться, но вдруг задумывается над моими словами и озадаченно спрашивает:

— Это как?

— Очень просто. Главное, что бы опоздал тот, кто нужно и туда, куда нужно.

— Понятно. — По лицу вижу, что ничего она не поняла, да и не важно это. В ее возрасте вообще ничего не нужно понимать. Достаточно уметь чувствовать и радоваться жизни. Быстро темнеет. Зима. День короток, зато ночь длинна. И я жду сегодняшнюю ночь. Она обещает быть необыкновенной. Выскакиваю из автобуса в центре. Очень мило прощаемся с кондукторшей. Машем друг другу руками и улыбаемся. Она исчезает вместе с теплым автобусом, вполне уверенная, что целый час каталась с сумасшедшим. А я поскрипываю ботинками по подмороженному снегу и счастлив, что не жалею об исчезнувшей в ночи юной кондукторше. И тысяче других женщин, с которыми я не буду никогда, потому, что как бы они не были прекрасны, они мне не нужны. Меня ждет встреча с Катей.

Пробегаю по магазинам. Бандиты, оказывается, очень порядочные люди. По крайней мере, мои скромный финансы их не заинтересовали. Они, конечно, неприлично на мне поиздержались, но кошелек не тронули. Вот он: не толстый, но и не пустой. На прежнем месте во внутреннем кармане куртки. И не полегчал ни на копейку. Слава Российской преступности, самой порядочной и бескорыстной в мире!

Всю свою наличность — три сотни вкладываю в очень выгодное предприятие. Называется оно «Вечер с любимой женщиной». Хорошо организовать его тем более важно, что это вечер в ночь перед Рождеством. С сожалением вспоминаю, что не запасся подарком. Был бы умнее, купил бы у Геннадия Георгиевича бабочку. Самую большую и самую бразильскую. Кате, наверное, такой подарок понравился бы.

Руки заняты пакетами, голова мечтами. Захожу в свой двор. Вера Игнатьевна выгуливает своего барбоса. Заметив меня, она демонстративно отворачивается и направляется к подъезду. Кавказец сначала упирается. У него острая необходимость донюхать сугроб и смыть метки предшественников своей горячей мочой. Он с неохотой отрывает нос от сугроба на пол секунды и, увидев меня, стремглав несется к дому. Никогда не думал, что стану грозой собак. Я, вообще-то, к ним отношусь с большой симпатией.

— Вера Игнатьевна! — Кричу вдогон соседке. Я хочу всеобщего мира, благоденствия и покоя. Я хочу пожелать соседке счастливого Рождества. Мне срочно требуется наладить прежние, теплые отношения и с хозяйкой кавказца и с самим барбосом. Но моим стремлениям не суждено осуществиться. Кавказец не рискует встречаться со мной в темном подъезде. Он втаскивает Веру Игнатьевну в дом и, поскуливая, помогает пенсионерке со скоростью чемпиона мира в спринте преодолеть расстояние от крыльца, до безопасной тишины квартиры.

С Катей сталкиваюсь в дверях подъезда. Я вхожу, она выходит.

— Ты обещал весь день сидеть дома. — Говорит она укоризненно.

— Я подумал, что нужно сходить в магазин. — Предъявляю как оправдательный документ сумки с продуктами и двумя бутылками шампанского. Она загадочно улыбается своими чудесными серыми глазами и тоже поднимает руки. Черт. Я нанес смертельный удар по бюджету бюджетницы. Наши сумки, как сиамские близнецы. С той небольшой разницей, что в одной из моих, исполняют стойку на голове три белых розы. Их колючие ноги бесстрашно выглядывают из газетной шубки и покачиваются под легким морозным ветерком.


Рекомендуем почитать
Убийство на Кольском проспекте

В порыве гнева гражданин Щегодубцев мог нанести смертельную рану собственной жене, но он вряд ли бы поднял руку на трёхлетнего сына и тем самым подверг его мучительной смерти. Никто не мог и предположить, что расследование данного преступления приведёт к весьма неожиданному результату.


Обратный отсчёт

Предать жену и детей ради любовницы, конечно, несложно. Проблема заключается в том, как жить дальше? Да и можно ли дальнейшее существование назвать полноценной, нормальной жизнью?…


Боги Гринвича

Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».


Легкие деньги

Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?


Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь

Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.


Начало охоты или ловушка для Шеринга

Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.