Мерседес из Кастилии - [53]

— Теперь все для нас зависит от того, выдержат ли наши паруса, — сказал Колумб;- но мне кажется, что ветер несколько ослаб под утро, и если нам удастся обогнуть этот скалистый мыс, то мы будем спасены! Если же нет, то вот наша общая могила!

— Судно идет послушно, сеньор, и я смею надеяться! — ответил рулевой.

Через час земля была уже так близко, что можно было различать людей на берегу. Грохот и шум прибоя были оглушительны, и целые фонтаны брызг и белой пены обдавали маленькое судно, которому ежеминутно грозила опасность.

Лиссабон обращен прямо к океану и не защищен ни островом, ни отмелью, и весь этот португальский берег открыт самому грозному прибою. Кроме того, в этот день буря была такая, какие редко бывают даже в Атлантическом океане, и вообще весь этот сезон был чрезвычайно бурный.

— Еще десять минут, — сказал дон Луи, — и мы будем вне опасности!

— Да, сын мой, если через пять минут нас выбросит на скалы, то от «Нинньи» не останется и двух досок. Смотрите, как нас несет! Земля как-будто бежит нам навстречу.

— Вижу, сеньор, теперь мы уже страшно близко от мыса!

— Не бойтесь ничего, Луи, море здесь глубоко, мы не сядем на мель; только бы выдержали паруса; они помогут нам обогнуть эти скалы!

Все смолкли и, затаив дыхание, следили за бегом судна, неудержимо стремившегося к клокочущему белой пеной прибою, мимо которого «Ниннья» пронеслась, как птица, и пять минут спустя входила прямо в устье Таго. Тогда на судне подняли большой парус, и весь экипаж был уверен, что скоро они войдут в гавань, где будут в полной безопасности от бури и ветров.

Так окончилось это плавание. Четвертого марта Колумб бросил якорь в Таго, а тринадцатого числа того же месяца вышел из этой реки в открытое море; четырнадцатого был на высоте мыса Сент-Винцент; пятнадцатого же, с восходом солнца, «Ниннья» миновала косу Сальт, и после отсутствия, продолжавшегося двести двадцать четыре или двести двадцать пять суток, моряки Палоса де-Могуера вернулись в свой родной порт.

Глава XXVI

Однажды вечером в конце марта интимное обществе королевы собралось в ее апартаментах. Было уже близко к полуночи; король, по обыкновению, работал еще в смежном кабинете. Кроме королевской семьи и приближенных дам, здесь были еще архиепископ Гренады, Луи де-Сент-Анжель и дон Алонзо де-Кинтанилья, которых прелат пригласил для обсуждения какого-то финансового вопроса.

В это время паж Диего де-Бальестерос доложил, что какой-то человек, странного вида и обращения, проник во дворец и настойчиво добивается свидания с королевой.

— Этот странный человек, — заявил паж, — клянется, что все часы в течение суток равны между собой, и что и ночь, и день созданы на потребу людям и одинаково пригодны и для дела и для безделья!

— Уж не измена ли кроется под этим странным посещением? — испуганно воскликнула Изабелла.

— Шпаги этих сеньоров, — сказал король, — могут защитить нас от одного человека! Вот он идет; я слышу его шаги! Я приказал пажу ввести его сюда!

В этот момент раскрылась дверь, и в нее вошел Санчо-Мундо. В первый момент его фигура и вся его внешность возбудили смешливое настроение среди присутствующих; все недоумевали, откуда он взялся; только одна Мерседес сразу угадала, кто этот человек; она всплеснула руками и невольно радостно вскрикнула. Это надоумило и королеву.

— Ты, вероятно, посланный сеньора Колумба? — сказала она, обращаясь к неизвестному. — Говори!

— Я Санчо-Мундо, один из самых опытных моряков, родом из Могуера!

— Ты послан ко мне Колумбом?

— Да, сеньора, и я весьма благодарен вашему величеству за этот вопрос. Меня действительно прислал сеньор Колумб, полагая, что я скорее проберусь среди хитрых португальцев. Он послал меня прямо из Лиссабона сухим путем, и, признаюсь, этот путь от лиссабонских конюшен до вашего дворца неблизок.

— Есть у тебя письмо? — спросила королева. — Ведь, кроме писем, ты ничего не мог принести с собою.

— Я бы мог принести с собой хоть часть тех дублонов, которые взял с собой в дорогу, но, вероятно, корчмари всюду принимали меня за знатного господина, судя по тому, как они меня обирали, и теперь оказалось, что я действительно ничего не принес с собой, кроме писем! — сказал Санчо.

— Дайте этому человеку золота, — произнес король, — он, как вижу, из числа тех, которые любят получать награду прежде, чем заслужат ее, и которым золото развязывает язык.

Дон Алонзо всыпал в руку матроса горсть золотых монет. Санчо преспокойно принялся пересчитывать их; когда оказалось, что их было больше, чем он ожидал, он пришел к заключению, что теперь у него нет больше основания молчать.

— Так говори же, парень! — приказал король своим властным голосом, который подействовал на Санчо лучше всяких просьб и убеждений.

— Где теперь находится адмирал? — спросила королева.

— Он был в Лиссабоне, когда я с ним расстался, но теперь, думаю, должен уже быть в Палосе де-Могуере!

— Какие страны он посетил?

— Сипанго и владения Великого Хана, лежащие на расстоянии сорока дней пути от Гомера, в стране прекрасной и чудесной!

— Да ты смеешься, что ли, над нами? Неужели мы должны верить тому, что ты говоришь? — спросила королева.